Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

«… раскрыли их гробы и пелены их мумий… Мы вынесли всё золото, которое нашли на благородной мумии этого бога, а также нагрудники и другие драгоценности, бывшие у него на шее…» [297]

Тщательно обобрав гробницу Собекемсафа II, грабители бесцеремонно подожгли саркофаги царя и его супруги, обратив в кучку пепла их «хранилища жизни». Подобный акт кощунства был беспрецедентным. Собственные слуги фараона принялись сокрушать устои государства! Конечно же, воров ничуть не волновали идеологические последствия их поступков. Они думали только о добыче — о тридцати двух фунтах золота. Это с лихвой компенсировало всё, чего им недодало государство.

Когда хищения, наконец, были выявлены, четыре года спустя, правительство только и смогло, что наказать местных руководителей и назначить комиссию по расследованию (это и в наше время — удобная замена решительным действиям). Но чего может добиться комиссия, назначенная царем, если царь лишен авторитета? Она лишь разожгла ожесточенное соперничество между двумя высокопоставленными сановниками Фив. Возглавил комиссию Пасер, градоначальник (проще сказать, мэр) Фив. Работе комиссии мешал любыми доступными средствами, честными или нечестными, мэр Западных Фив Павераа, в чьем ведении состоял и царский некрополь. Оба деятеля увидели в расследовании отличную оказию, чтобы добиться верховенства. Пасер был полон решимости снять с доски пару фигур противника и утвердить свою власть — но и Павераа точно так же намеревался устранить соперника раз и навсегда.

Найденные комиссией факты наверняка не порадовали тех, кто читал ее донесения в Пер-Рамзесе. Из десяти осмотренных царских гробниц только одна осталась целой. Одни были разграблены частично, другие полностью опустошены. Потребовалось срочно найти козла отпущения. Но как только комиссия выдвинула обвинения против Павераа, тот перешел в наступление. Борясь и за свою политическую карьеру, и просто за жизнь (ибо за осквернение царской гробницы полагалась смертная казнь), Павераа пустился во все тяжкие и нашел-таки покровителя. С помощью визиря Хемуасета он сумел изменить результаты расследования и вышел сухим из воды. По окончании процесса и Пасер, и визирь таинственно исчезли со сцены, как и сами грабители. Свидетелей не осталось.

Павераа уцелел и процветал. Грабежи продолжались [298].

Тем не менее за следующие тридцать лет было совершено еще несколько искусных ограблений, и Рамзес XI (1099–069) повторно назначил расследование. На этот раз, чтобы свести к минимуму возможность подкупа, комиссию возглавил лично визирь как представитель царя в Верхнем Египте; ему помогали царский казначей и двое царских дворецких. Хотя правительство ясно дало понять, что относится к делу весьма серьезно, они оказались не готовы воспринять ту картину широкомасштабной коррупции, которая им открылась. И на этот раз грабежом царских гробниц промышляли жители рабочего поселка. Но теперь они действовали не в одиночку. Комиссия нашла доказательства повсеместной халатности и соучастия в грабеже как государственных чиновников, так и храмовых служителей. Одни смотрели сквозь пальцы на преступления, совершаемые у них под носом; другие активно соучаствовали в грабежах и получали долю добычи. Один из подозреваемых на допросе клялся в невиновности, утверждая, что «помнит урок, преподанный ворам визирем Хемуасетом. Мог ли я искать себе такой смерти?» [299]Однако члены трибунала сочли, что он лжет. Другой грабитель решил во всем признаться сразу и рассказал, как с четырьмя сообщниками вынес из одной гробницы серебряные сосуды и разделил добычу между ними. Судьям это добровольное признание показалось неполным, и человека подвергли «палке, розге и винту». Тот продолжал утверждать: «Я больше ничего не знаю! Видел только то, о чем рассказал». Когда его избили во второй раз и пообещали еще, прозвучало: «Не нужно, я всё скажу…» [300]Немножко пытки — и происходят чудеса.

По мере того как круг расследования расширялся, в сети стала попадаться рыба крупнее. Особенно дерзким было ограбление великого храма Амона-Ра в Ипет-Суте — пожалуй, главной святыни всего Египта. Это был удар, нанесенный в самое сердце религиозной основы государства. Следствию стало известно, что возглавлял шайку грабителей начальник храмовой стражи.

Выводы были сокрушительные: коррупция проникла на все уровни жречества и государственных служб. Особенно трагичной была ситуация в Фивах: постоянные набеги ливийцев, нехватка продовольствия и голод привели к полному краху закона и порядка. Безопасность — и личная, и экономическая — больше не гарантировалась подданным; они уже не верили в способность государства защитить их и обеспечить пропитанием. Таким образом, они могли не опасаться, что власть помешает им взять закон в свои руки. После пятисот лет стабильности государственное здание пошатнулось и начало рушиться с пугающей быстротой. Египет стоял на пороге анархии.

Система управления Египтом при Рамзесидах подразделялась на четыре части, каждая со своими функциями. Делами царской резиденции ведала дворцовая служба, подчиненная канцлеру и главному дворецкому. Гражданское ведомство под руководством двух визирей — одного для Верхнего Египта и другого для Нижнего — отвечало за сбор налогов, сельское хозяйство и суд. Армия, возглавляемая главнокомандующим (часто принцем царского рода), играла в управлении небольшую роль, хотя была инструментом международной политики.

Последним, но не менее важным звеном была религиозная управа, которой руководил смотритель жрецов всех богов Верхнего и Нижнего Египта. Чаще всего этот высокий пост занимал верховный жрец Амона. Со времени конца правления Рамзеса III верховный жрец самого главного культа страны был и самой могущественной фигурой в Верхнем Египте — более влиятельной, чем мэр Фив или даже южный визирь. Великий храм Амона-Ра в Ипет-Сут являлся крупнейшим землевладельцем в регионе, он держал под контролем обширные поместья и тысячи подвластных крестьянских хозяйств. Храм владел также многочисленными мастерскими, где трудились сотни ремесленников, а его зернохранилища при поминальных храмах Рамзесов II и III служили главным резервом не только для Фив, но и для всего Верхнего Египта. Тот, кто распоряжался делами в Ипет-Суте и владел его экономикой, фактически владел Фивами. Цари приходили и уходили, а эта престижная синекура оставалась в руках одной семьи, можно сказать, у клана Рамзеснахта. В смутные времена эта местная династия обеспечивала здесь хоть какую-то стабильность, хотя и не могла избавить народ от нарастающего обнищания.