Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок

В то же время он понимал, что одной силы недостаточно. Испокон веку царская власть в Египте лучше всего оказывала воздействие на народ на психологическом уровне: недаром Нектанеб назвал себя правителем, который «вырезает сердца изменников» [379]. Ведь для восстановления прежнего престижа царской власти в сознании подданных необходимо было создать традиционный образ фараона как непреклонного правителя.

Поэтому, наряду с обычными политическими маневрами (например, назначение на главнейшие должности в правительстве своих родственников и сторонников), Нектанеб приступил к масштабному строительству храмов, которого страна не видела последние восемь веков. Он ясно давал понять, что является фараоном старой закалки. В связи с этим одним из первых актов он постановил перечислять десятую часть доходов, получаемых с Навкратиса [380], а именно от налогов на ввозимые товары и на товары собственного производства, храму Нейт в Саисе. Такое решение преследовало две цели: во-первых, успокоить соперников в Саисе, а во-вторых, создать у народа образ благочестивого царя. Кроме того, не меньшие пожертвования перечислялись храму Гора в Джебе (современный Эдфу). Ничто так не приличествовало земному воплощению бога, как щедрые пожертвования главному храму своего небесного покровителя.

Нектанеба интересовало не только получение милости богов. Он знал, что в руках храмов сконцентрирована значительная часть материальных ценностей, а также доходы от сельского хозяйства, месторождений, ремесленного производства и торговли. Поэтому вложение в них средств было наиболее удачным способом укрепить экономику страны — и, как следствие, ускорить поступление в казну денег, на которые можно было бы нанять новых наемников. Иными словами, задабривание богов и укрепление армии были двумя сторонами одной медали. Но это была очень рискованная политика, так как усиление налогового давления могло вызвать отрицательную реакцию со стороны тех храмов, которые не удостоились его даров.

Нектанеб сделал правильные выводы из прошлого своей страны. Чтобы остановить длящуюся несколько столетий династическую борьбу и обеспечить безболезненную передачу трона, он восстановил старую систему управления страной, при которой наследник фараона становился его соправителем. В качестве такового он назначил Тахоса (по-египетски Джедхер). Но главная угроза власти Тахоса, когда он стал править единолично (365–360), исходила не от внутренних врагов, а от его излишне самоуверенной политики — как внутри Египта, так и за его пределами. Он не разделял осмотрительности своего отца и начал самостоятельное правление с того, что попытался захватить у персов Палестину и Финикию.

Трудно сказать, что им двигало в данной ситуации: то ли желание воскресить великодержавное прошлое Египта, то ли стремление утвердить права своей династии на трон. В любом случае это было опрометчивое и глупое решение. Ахемениды, хоть и были заняты бунтующими малоазийскими сатрапиями, вряд ли стали бы безучастно взирать на потерю земель на Ближнем Востоке. Кроме того, масштабная война, требующая привлечения огромных средств, тяжким бременем ложилась на все еще хрупкую экономику.

А Тахос остро нуждался в деньгах, чтобы привлечь новых наемников. Он был убежден, что самым простым способом пополнить государственную казну было обложение жречества дополнительными налогами. Так, наряду с взиманием всевозможных налогов — подушной подати, пошлин на постройки и приобретение товаров, а также дополнительных налогов на ввоз и вывоз — Тахос перешел к конфискации собственности храмов. Трудно даже представить себе более непопулярный набор мер.

Ситуация еще более осложнилась, когда в Египет прибыли нанятые на эти деньги спартанские наемники — тысяча гоплитов и тридцать военных советников во главе со старым союзником, царем Агесилаем II. Престарелый полководец восьмидесяти четырех лет от роду был ветераном во всех смыслах этого слова и претендовал на командование всей армией, а не только корпусом наемников. Это означало, что Тахосу пришлось бы обидеть другого союзника — афинского флотоводца Хабрия, которого впервые нанял еще Ахорис в 380-х годах для руководства оборонной системой. В итоге Хабрий возглавил флот, а Агесилай получил в командование сухопутные войска. Но присутствие в высшем командовании трех таких самолюбивых личностей ставило под угрозу срыва всю кампанию. В стране росло недовольство, вызванное удушающим налоговым бременем, а в экспедиции с самого начала царила атмосфера подозрительности.

Наиболее ярко злополучный поход Тахоса 360 года характеризует история участника этих событий, лекаря Уннефера, уроженца центральной Дельты. Уннефер родился меньше чем в 10 милях от Себеннита и был одним из многочисленных подданных, обласканных фараоном. Получив начальное образование в местном храме, Уннефер специализировался в медицине и магии. Так он и попал в поле зрения Тахоса. Когда царь начал поход против персов, Уннеферу было поручено вести официальную летопись войны.

По представлениям древних египтян, слова обладали особой магической силой, и никто другой не подходил так на столь деликатную роль, как опытный чародей, к тому же душой и телом преданный царю. Однако не успел Уннефер отправиться вместе с армией в Азию, как наместник царя в Мемфисе получил письмо, сообщавшее о причастности лекаря к заговору. Его схватили и в медных цепях доставили обратно в Египет на допрос. Как и любой находчивый чиновник того времени, Уннефер был достаточно опытен, чтобы защитить себя в такой щекотливой ситуации. Благодаря своей хитрости и изворотливости, он как-то сумел выйти сухим из воды, доказал регенту верность, а также получил официальную защиту и был осыпан подарками.

Тем временем в армии Тахоса, не успевшей вступить в бой, началось дезертирство — солдаты начали бежать в войско одного из молодых командиров, царевича Нектанеба, который приходился племянником фараону и сыном регенту. В данной ситуации Агесилай решил сыграть роль «делателя царей» и переметнулся на сторону царевича, торжественно сопроводил его в Египет, сокрушив соперников и утвердив нового царя на троне. За свои труды спартанский царь получил по-царски щедрый подарок — 230 серебряных талантов, которых хватило бы на содержание пяти тысячи наемников в течение года, после чего вернулся в Спарту.

Горьким был удел Тахоса. Низвергнутый, опозоренный и оставленный всеми, он принял единственное в данной ситуации решение, а именно — сбежал к своему врагу, персам. Уннефера немедленно отправили во главе флота обыскать Малую Азию в поисках предателя Тахоса. В конце концов его нашли в Сузах, и персы были только рады избавиться от такого нежелательного гостя. Уннефер привез бывшего венценосца, закованного в цепи, за что был щедро одарен благодарным Нектанебом. В смутные времена следовало становиться на сторону победителя.