Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Советский специалист Р. Ф. Итс, изучавший коллекции старинных китайских манускриптов и книг в Ленинграде, со своей стороны сообщил, что в этих летописях, хрониках и книгах он обнаружил немалое число упоминаний о существах, которые могут быть сближены со «снежным человеком».

В очень древней китайской книге писателя Гань Бао «Соу шэнь цзи» (III в. н. э.) записано пространное предание о такого рода существах, начинающееся словами: «В царстве Шу (территория современной провинции Сычуань. — Б. П. ), в высоких горах Юго-запада, обитает существо, напоминающее обезьяну. Ростом оно в семь чи (чи — 0,32 м. — Б. П. ). Может совершать те же действия, что и человек. Любит преследовать людей. Его называют Цзяго или Махуа; известно оно также под названием Цюэюань» (перевод М. Ф. Софронова) (ИМ, III, № 75).

Известный тибетолог проф. Ю. Н. Рерих любезно сообщил нам следующие выписки из старотибетских книг. Из «Хождения Чаглоцавы тибетского в Индию» (начало ХIII в.): «На пути из Центрального Тибета в Индию мне пришлось продолжать свой путь без спутников; хотя ми-гё (дикие люди) и были многочисленны, никакие разбойники меня ни разу не тронули» (ИМ, III, № 77). В «Житии Шестого далай-ламы» (1683–1705) имеется рассказ о том, как он однажды, путешествуя по области Кон-по, заметил издалека два человекоподобных существа, покрытых густой шерстью. Спутник ламы хотя и был силен, но по молодости лет упал в обморок от испуга. Лама остался стоять и наблюдал за обоими существами. Существа эти перешли реку и, собрав в охапку все ветки с двух средней величины хвойных деревьев, снова перешли реку. Лама поднял своего спутника, и они бежали, причем существа бросились за ними. Ламе и его спутнику удалось укрыться в одном отшельничестве. Отшельники сказали им, что существа эти были «ми-трэ» («митэ») (ИМ, III, № 78).

Проф. д-р Ринчен из Улан-Батора (МНР) сообщает нам: «В коллекциях покойного д-ра Жамцарано была рукопись одного бурятского монаха, совершившего путешествие в Тибет и Индию в XIX в., в которой упоминалось, что в горах Гималаев он видел диких волосатых людей, так что это будет первое письменное сообщение о гималайском снежном человеке, причем монах этот упоминал и об обезьянах, отличая их от волосатых людей» (ИМ, I, № 6).

Но вернемся к более ранним рукописным свидетельствам. Высказывается предположение, что в древнеиндийском трактате «Чжю-ши» («Четверокнижие»), содержавшем основы медицинских знаний, могли быть указания об использовании внутренних органов «дикого человека». Предположение это основано пока лишь на том, что в более поздних тибетских и монгольских медицинских книгах читатель отсылается за более подробными сведениями по данному вопросу к тибетскому медицинскому толкованию на это древнее «Чжю-ши», написанному в X–XI вв. и известному под названием «Лхэн-Таб». К сожалению, соответствующие сведения из «Лхэн-Таб» пока еще не извлечены. Но зато опирающиеся на него ксилографические книги XVIII и XIX вв., печатавшиеся в Пекине и Улан-Баторе, найдены в ленинградских и уланбатороких коллекциях и использованы исследователями вопроса о «снежном человеке» как в СССР, так и за рубежом ( Поршнев Б. Ф. Два открытия или одно? // Знание-сила. М., 1960, № 2, с. 18–21, с. 206–209; Vlček E. Old literary evidence for the existence of «snow man» in Tibet and Mongolia // Man. London, 1959, v. LIX (59?), august.). В «Атласе естественных наук», напечатанном в XVIII в., мы находим изображения употребляемых для изготовления разных лекарств растений и животных, так же как и рисунки медицинских инструментов. Нарисованные растения и животные реально существуют в Центральной Азии. Написанные рядом с рисунком тибетские и монгольские названия соответствуют современным. Изображения отличаются сходством с натурой, хотя и выполнены стилизовано. Среди них, около изображений обезьян (макака и лангура), находится рисунок, представляющий двуногое человекоподобное существо, стоящее на камнях (важное для зоолога отличие от находящегося рядом изображения макака на ветке дерева), а также выглядывающую из скал физиономию другого; может быть, это самец и самка. Надписи гласят, что это животное называется по-тибетски «ми-гё» (дикий человек), по-монгольски — «хун-гурэсу» (человек-зверь). Можно ли думать, что этот рисунок сделан с натуры? Появлению книг-ксилографов исторически предшествовали рукописи, поэтому можно предположить, что рисунки в данной книге — не оригиналы, а перерисовки с более древней рукописи. Но все рисунки оставляют впечатление отчетливого знакомства художника с объектом.

Ниже мы еще вернемся к вопросу об этом изображении, но сейчас стоит напомнить поучительную ошибку по поводу чапрачного тапира, допущенную европейскими зоологами как раз потому, что они пренебрегли его изображениями в древнекитайских книгах.

В более позднем медицинском атласе, изготовленном около ста или более лет спустя (XIX в.), художник уже не обнаруживает знакомства с данным изображаемым животным; отражая, очевидно воздействие народных или ламаистских легенд, он придает этому существу облик скорее демона, злого человекообразного духа чем дикого животного. Но зато тут к иллюстрации приложен очень любопытный текст: «Ми-гё, обитающий в высоких горах, вид медведя, имеющий облик человека. Отличается чрезвычайно большой физической силой». Далее следуют указания к медицинскому использованию его мяса и органов (ИМ, III, № 81, 82).

Внимание исследователя не может не привлечь противоречие между утверждением, что перед нами «вид медведя», и изображением, не имеющим ни малейшего сходства с медведем. Параллели к этому странному противоречию замечены историками древнекитайского искусства: под одним рисунком на камне ханьской эпохи, ясно изображающем стоящее на двух ногах волосатое человекоподобное существо, стоит подпись «Охота на медведя». Точно так же на серии других рисунков, относящихся к этому традиционному сюжету «охота на медведя», медведь был изображен более похожим на человека, во всяком случае стоящим вертикально. Как не связать этой древней литературной и художественной загадки с весьма распространенным в Китае современным наименованием «человек-медведь», вносящим большую путаницу в умы исследователей, так как оно применяется и к обыкновенному бурому медведю (Ursus arctos), и к существам, описываемым как «дикие люди». Древняя фольклорная традиция, прикрывшая этих последних словом «медведь», оказывается тут несомненным затруднением на пути зоологического исследования.

И все же не только страницы старинных рукописей и книг, но и изустные предания хранят много известий, которые в дальнейшем, наверное, будут использованы так или иначе будущими исследователями истории знакомства человечества с животным видом, именуемым сейчас «снежным человеком». Так, среди народа лепча в юго-восточной части Непала Ч. Стонор записал такое предание, передаваемое давным-давно из поколения в поколение. «В наших горах издавна водилось животное, известное нашим предкам как тхлох-мунг, что на нашем языке значит „горный дикарь“. Хитрость и свирепость тхлох-мунга были столь велики, что он считался достойным противником каждому, кто с ним повстречается. Наших охотников лепча, с их луками и стрелами, он всегда мог перехитрить. Говорили, что тхлох-мунг живет в одиночку или с очень немногими ему подобными; иногда он ходил по земле, а иногда и лазил по деревьям. Встречался он только в самых высоких горах нашей страны. Хотя тхлох-мунг очень походил на человека, тело его покрывали длинные темные волосы; он был гораздо умнее обезьяны и крупнее ее по своим размерам… Люди размножались, вырубались леса, исчезала глухомань. Исчез и тхлох-мунг. Но многие говорят, что это существо встречается еще в горах Непала, далеко на западе, где племя шерпов называет его „йети“» (ИМ, I, с. 26–27.). У других племен Непала Стонор слышал сходные предания. «Много поколений назад, „пожалуй, 30, а может быть и 70, точно никто не знает“, это существо жило в горах, неподалеку от деревушки. Но с ростом населения зверь вымер или покинул эти места. Предполагают, что он живет теперь где-то далеко на севере, в стране шерпов» (Ibidem, с. 23.).