Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

ГЛАВА 9

Нацисты III. Карьеры, связанные с геноцидом

B предыдущей главе нацистские преступники предстали в качестве статистической выборки индивидуумов без учета их институциональной принадлежности. Но для того чтобы понять, как развивался процесс геноцида, необходимо знать, в рамках каких институций действовали исполнители, какие ограничения это на них накладывало и какие карьерные возможности перед ними открывались. Некоторые исследователи рассматривают геноцид как в высшей степени институциональную и даже бюрократическую процедуру. Известен тезис Баумана о том, что Холокост есть порождение Современности и современных технологий:

Физическое уничтожение как необходимый способ устранения ( Entfernung ) был рутинной бюрократической процедурой: определение целей и расчет средств, составление бюджета и разработка стандартного регламента ( Baumann , 1989:17).

Фейнгольд детализирует этот тезис:

«Окончательное решение» – это чудовищное порождение европейской индустриальной цивилизации... Освенцим вполне вписывался в фабрично-заводскую промышленность. С той лишь разницей, что он не производил потребительские товары, его конечным продуктом была смерть, а сырьем люди.

Завод работал отлаженно, производственный график не нарушался. Трубы, символ современной заводской промышленности, выбрасывали в воздух черный едкий дым сжигаемых человеческих тел. Густая сеть железных дорог, еще одно достижение современной Европы, бесперебойно снабжала фабрику смерти сырьем, точно так же как поезда доставляют потребителю другие грузы. В газовых камерах жертвы вдыхали смертельные пары синильной кислоты – разве это не выдающееся достижение немецкой химической промышленности? Инженеры конструировали кремационные печи, административный персонал создавал эффективную бюрократическую систему управления, которая могла бы стать предметом зависти для более отсталых стран. И даже система планирования уничтожения была омерзительным отражением современной научной мысли ( Feingold , 1983:399-400).

Бюрократическая процедура и упорядоченный геноцид – таким был Холокост. Действительно, в памятках, инвентарных описях, расписаниях поездов слово «смерть» не появлялось, его заменяли эвфемизмы: «окончательное решение», «особое обращение», «эвакуация», «переселение». В документах говорилось о транспортировке евреев, их собственности, складировании одежды, использовании волос, золотых зубов – терминология напоминала отчетность крупной оптовой компании, перевозящей грузы по всей Европе, без какой-либо идеологической риторики. Разве складские работники и транспортные диспетчеры нуждаются в идеологии? Надо ли им объяснять свои действия? Нет, – они просто выполняют свои обычные профессиональные обязанности. Документация составлялась на обычном канцелярском языке клерков и менеджеров, далеких от мотивации и идеологии. Эта тривиальность была уловкой, скрывавшей истинную реальность. В бюрократической писанине намеренно избегали слова «убийство», чтобы скрыть массовое уничтожение людей. Но в центрах уничтожения работали не хладнокровные бюрократы. Действительно, Германия была высокоразвитой страной с жестким и эффективным управлением и лучшей в Европе армией. Да, у нее были железные дороги, отлаженное бюрократическое управление и современное вооружение. У Германии были табулирующие машины Холлерита, перфокарты – новейшая офисная технология архивировала лагерную документацию. Тем не менее союзники Германии, румынские и хорватские фашисты, прекрасно обходились без высоких технологий, но почти с тем же убийственным результатом. Хорватские усташи крошили черепа топорами, дубинами и ломами, подрывали динамитом расстрельные рвы, чтобы покончить с уцелевшими. Так погибли тысячи. Как мы узнали из предшествующих глав, турки резали армян ножами, насаживали их на вилы и штыки – результат был примерно тот же. В главе 15 мы узнаем, что самый стремительный геноцид – более полумиллиона убитых за три месяца – был проведен в Руанде, и сделано это было мотыгами и мачете. Каждая группа преступников использует ту современную технологию убийства, которая находится в ее распоряжении. Это единственный и довольно банальный вывод, который можно извлечь из работ Баумана и Фейнгольда.

Методичное и хладнокровное уничтожение началось не сразу и не среди всех. Довоенные штурмовики СА и СС в запале забивали людей насмерть, но не расстреливали их. Программа эвтаназии начиналась как рациональное, научно обоснованное, деловитое уничтожение людей в духе современных модернистских кошмаров. Потом она переродилась в циничное и жестокое убийство больных вне зависимости от диагноза. Процедура осталась столь же бюрократичной, но более лживой. Непрерывный поток вранья вводил в заблуждение общество – подделывались диагнозы якобы неизлечимых психических больных, фальсифицировались причины смерти, родственникам вручалась урна с фальшивым прахом. Когда больные осознали чудовищную правду, они стали кричать, отбиваться, бороться за жизнь и всячески нарушать покой и порядок медицинского учреждения. Потом айнзацгруппы начали расстрелы славян и евреев – выстрелами в упор, в затылок, это была кровавая бойня, жертвами которой стало больше миллиона беззащитных людей. Стрелковое оружие, грузовики, рации – все это достижения современной техники, но массовые расстрелы нельзя назвать бесстрастными, технологичными, рутинными или бюрократическими убийствами.

Пять лагерей смерти, в особенности их газовые камеры, стали кошмарным сном современной эпохи. Говорить о высоких технологиях здесь не приходится. Газ «Циклон Б» достаточно давно использовался в Германии для уничтожения насекомых и грызунов. Газенваген был создан квалифицированными автомеханиками, химиками, техниками. Ни те, ни другие не были великими изобретателями. А вот отбор и поиск жертв по всей Европе действительно нуждался в разветвленной и эффективной бюрократической системе. По иронии судьбы этому сильно посодействовала повсеместная система учета и контроля в странах всеобщего благосостояния. Немцы получили доступ к налоговой и банковской информации в Германии, Бельгии, Голландии и в других странах. Зная адреса, имена и вероисповедание, им было нетрудно вычислить евреев.

Сам процесс уничтожения бюрократическим, конечно, тоже не был. В лагерях смерти пьяные охранники прикладами и дубинками вколачивали в газовые камеры вопящих, голых, окровавленных людей. Палачи сознавали ужас всего происходящего и глушили себя потом алкоголем, который они употребляли в огромном количестве. Железнодорожники видели, как людей избивали до смерти, кладовщики, складировавшие одежду лагерников, замечали пятна крови, вырванные волосы, выбитые зубы. И лишь нацистская верхушка была ограждена от этих душераздирающих зрелищ – традиционная, историческая привилегия высшего начальства, руководящего геноцидом. В тысяче трудовых лагерей творились те же убийства, избиения до полусмерти, люди умирали от голода и непосильной работы – вряд ли это можно назвать современными технологиями (за исключением смертельных инъекций, которые безболезненно отправляли людей на тот свет). Военные преступники, оправдываясь перед судом, часто сравнивали себя с летчиками союзной бомбардировочной авиации. Действительно, ковровое бомбометание – вполне эффективное и современное средство уничтожения людей, легкое и щадящее для пилота, хотя бы потому, что исполнитель не видит своей жертвы. Но нацисты убивали по-другому и прекрасно понимали разницу. В 1941 г. в директиве Гейдриха вермахту об уничтожении евреев и большевиков сказано: « Особый статус Восточной кампании требует особых мер, которые следует проводить безо всякого бюрократического и административного вмешательства, с готовностью принимая на себя ответственность » (Trials of theWar Criminals Before the Nuremberg Military Tribunals, 1946, The Einsatzgruppen case, Part IV, 127). Во всех случаях массовых казней на Востоке местной оккупационной администрации давалась полная свобода рук без каких-либо юридических ограничений (см.: Herbert, 2000). Инициатива на местах только приветствовалась. Это не было бюрократией.