Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Четыре прославленных немецких медика с нацистскими убеждениями формировали штат специалистов, исходя из их профессиональных достоинств, преданности нацизму и идее эвтаназии. Из 27 врачей, допущенных к программе Т4, 18 были ветеранами нацистского движения, четверо были очень молоды, не старше 24 лет, а еще двое, Паул Ницше и Мауте, еще до 1933 г. были сторонниками биолого-медицинского расизма. Итак, из всего состава исполнителей остается ориентировочно лишь трое «примкнувших» к нацистскому движению. Из вышеперечисленных пятеро воевали во фрайкорах, остальные, вероятнее всего, до программы Т4 не были причастны к насилию. Так или иначе, теперь все они вступили в СС. Ответственным за исполнение программы был доктор Карл Брандт. Он родился в 1904 г. в семье полицейского, бежал из Эльзаса, когда тот был оккупирован французами, хотел работать вместе с Альбертом Швейцером во Французской Африке, но этого не допустили французы. Убежденный националист, он вступил в НСДАП в 1932 г. В нацизме он видел «партию отмщения и надежды». Его кумирами были Альберт Швейцер и Адольф Гитлер! Брандта представила Гитлеру его невеста, чемпионка мира по плаванию из Мюнхена. С этого момента Брандт становится сопровождающим врачом фюрера и получает потом высший пост в программе умерщвления Т4. Он принял это лестное предложение из честолюбия, благоговения перед Гитлером и желания сделать все для «национального воскрешения Германии». Не будучи ни садистом, ни антисемитом, он имел репутацию идеалиста, нациста «в белых перчатках» и всячески старался обуздать рвение своих более брутальных коллег. Одним из таких был Вернер Хайде. Он родился в Польской Силезии в семье текстильного фабриканта, 16-летним ушел добровольцем на Первую мировую войну, затем воевал в отрядах фрайкоров. Был участником Капповского путча и других военных переворотов. В 1933 г. его попросили провести психиатрическую экспертизу Теодора Эйке. Хайде признал его вполне вменяемым. В 1936 г. получил звание гауптштурмфюрера СС. Работал в концлагерях, где имел доступ к «уникальному материалу для исследований», а также консультантом в гестапо, разрабатывая, вероятно, новые способы пыток. Из всех врачей Вернер Хайде уничтожил наибольшее число жертв по программе Т4. В его досье в СД упомянуто и о его сексуальной ориентации. В 15-летнем возрасте его совратила родственница, много старше его. После этой психологической травмы юноша стал гомосексуалистом. Может быть, из-за этой ущербности он беспрекословно подчинялся приказам. Но убийцей его сделали крайний национализм и биолого-медицинский расизм.

В среднем звене исполнение программы Т4 в центрах уничтожения было возложено на капитанов и лейтенантов СС. Из 12 (по моей выборке) 10 ранее работали в полиции, 10 принадлежали к старой нацисткой гвардии или тайно сочувствовали движению (не всегда можно установить, когда именно полицейские открыто присоединились к нацистам). Среднему офицерскому составу подчинялись нижние чины, которые большей частью жили там, где и проходили службу. Унтер-офицеры тоже были убежденными нацистами. Они распределяли алкоголь (в немалых количествах) и часто устраивали дружеские попойки. О самом нижнем уровне мы знаем немного. Рядовой немедицинский персонал (санитары, повара, кочегары, строители, писари) были рабочими с начальным образованием. Все они были членами НСДАП, в большинстве своем – эсесовцами. Треть (а среди унтер-офицерства половина) уже имели опыт насильственных акций. По этим людям тяжелее всего ударила безработица, и многие вступили в партию, чтобы найти новое место в жизни. Девушки-машинистки и больничные санитарки вряд ли имели нацистское прошлое, но их тщательно проверяли на лояльность и рекрутировали из нацистской среды. Еще до начала санации многие санитарки работали в больницах или прислугой в домах нацистских боссов, и самых надежных привлекали к делу. Поэтому женский персонал мог быть более нацистским по убеждениям, чем это следует из немногих архивных документов. Очень немногие знали с самого начала, что именно означает программа Т4. Когда до них доходила правда, им тут же давали понять, что отказ от участия будет грозить им большими проблемами. Но главной причиной соучастия был не страх, а полная убежденность в законности этой акции. К этим людям из низов, мужчинам и женщинам, нацисты были великодушны. Адвокаты по делам военных преступников оправдывали своих подзащитных именно тем, что они подчинялись законным для них приказам. Этот довод подкреплялся тем, что в системе здравоохранения медсестры и санитары просто не могут ставить под сомнение распоряжения врачей и больничной администрации. Государство узаконило геноцид как медицинскую практику, и выдающиеся врачи проводили ее в жизнь. Снять с себя личную ответственность и спрятаться за спиной вышестоящего – этот нехитрый прием помогал избавиться от психологического стресса.

К конкретным именам я обращусь позже, когда речь пойдет о лагерях «Акции Рейнхардт». Пока лишь один пример. Австрийка Ирмгард Хубер была домашней служанкой, потом стала медсестрой. В больницу Хадамар она устроилась в 1932 г. задолго до того, как там начались массовые убийства. Она была активисткой женских нацистских организаций и имела любовную связь с нацистским врачом. Когда на повестку дня встал проект эвтаназии, выбор пал на нее, хотя были и более квалифицированные медсестры. Единственное, что ее огорчало, так это то, что приходилось убивать немцев, а не русских или поляков. Анна Катченка, уроженка Вены, из семьи социалистов, никогда не была членом нацистских организаций, но после развода с мужем-евреем вступила в интимную связь с врачом-нацистом. Психиатрическая экспертиза на послевоенном суде признала ее слабовольной и легко внушаемой. Медсестры вообще не прекословили врачам – такова была традиция. Программа Т4 чем-то напоминала эксперименты Милгрэ- ма (описаны в первой главе). Непререкаемый авторитет медицинской науки, подкрепленный авторитетом врача в белом халате, вынуждал персонал низшего ранга становиться убийцами.

Вначале это даже не рассматривалось как убийство. Программа эвтаназии отбирала «безнадежных больных», для которых «милосердная смерть» стала бы «облегчением». Согласие на эвтаназию давали и семьи. Исполнители свыклись и с новой работой, и с денежными премиями за нее. Дик де Милдт (De Mildt, 1996) обращает внимание на их карьеризм. Саул Фридландер (Friedlander, 1995: 187) считает, что исполнители были «заурядными людьми с полным отсутствием воображения», жившими «филистерской» жизнью. В то же время Майкл Берлей (Burleigh, 1994: 125) утверждает, что «тех, в чьих руках был шприц, тщательно отбирали по таким критериям, как жестокость и идеологическая лояльность». Эти взаимоисключающие оценки вполне справедливы, поскольку среди исполнителей были люди самых разных психологических типов и мотиваций, и все они были связаны служебной дисциплиной и корпоративной солидарностью. Иерархия поддерживалась нацистской властью и медицинской традицией, солидарность обеспечивалась одной профессией, а быт, нравы и социальную атмосферу определяли «испытанные бойцы» (старые нацисты).