Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Рядовыми исполнителями были неграмотные крестьяне из «коренной» Камбоджи. Почти все из 166 охранников S-21 были выходцами из крестьянской бедноты. Чандлер называет их «чистым листом», «незамутненным разумом». Эти люди не знали, что такое образование и имущественные отношения, они мгновенно откликнулись на призыв красных кхмеров разделить землю, разорить города и убить американцев. Американцы были империалистическими дьяволами. Они бомбили деревни и города по своей дьявольской прихоти и бессмысленной злобе. А что сделали камбоджийские крестьяне этим американцам? Красные кхмеры объясняли, что режим Лон Нола раболепствовал перед Америкой, и в этом была доля истины. Красные кхмеры неопровержимо убедили крестьян, в чем их истинное предназначение. Майкл Викери (Vickery, 1984:66) в запальчивости назвал это «победоносной крестьянской революцией». Где победа, если тысячи крестьян погибли, а выжившие оказались под пятой маоистских доктринеров, радикальных схоластов, которые смогли увлечь народ примитивными, но очень заманчивыми национал-маоистскими лозунгами? В отличие от российского или китайского крестьянства, кхмеры не имели ни малейшего представления о внешнем мире, их жизнь была ограничена делянкой земли и деревенской околицей. Их предводители плохо разбирались и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Кхмеры не могли понять, что такое общественное разделение труда и как работает рынок. Но себя они считали ультрамодернистами и свято верили, что смогут построить социалистический рай, одним прыжком преодолев цивилизационную пропасть, которая отделяла их от развитого мира и Европы (Becker, 1998:184,188). Кхмеры лишь в одном смысле были современными – они самостоятельно додумались согнать людей в трудовые лагеря и создать тоталитарную массовую партию, а это, как-никак, идея XX века. Как и в Москве, Пекине, Ханое, они стремились построить современную индустрию (рубежи были обозначены в 4-летнем плане). Но все это относилось к будущему. В реальности не существовало даже зародыша нового общества. В «Немецкой идеологии» Маркс, переосмысляя прошлое, рисует идеал нового коммунистического общества – «утром охотник, днем рыбак, вечером критик». Эту буколическую утопию свободного крестьянского труда красные кхмеры поставили с ног на голову, создав лагеря, где трудились рабы.

Выжившие вспоминают о лагерной охране как о «невежественных крестьянах... диких и безграмотных», «злобных тварях, с сумеречным сознанием и с промытыми мозгами». Нгор (Ngor, 1988: 158) вспоминает, что охранники никогда не произносили слова «коммунизм». А самих себя, по его словам, они считали «людьми мести». « Единственное, что они усвоили: город – это враг, горожане вроде нас – бывшие господа. И наконец пришел час расплаты. Вот что такое кхмеры: коммунисты наверху и “люди мести” внизу ». Один охранник объяснил это так:

Мы освободились от богатеев и феодалов. У нас есть свобода и справедливость, свобода и справедливость. Все люди равны. Не будет ни бедных, ни богатых. А еще мы разрушили ложную веру. Бог! Бог! – все это полная чушь.

Классовая ненависть извергалась, как вулкан:

Ну и как вам сейчас, буржуи? Где были вы, когда мы страдали, мучились в джунглях, когда мы воевали с американцами и их прихвостнями? Вы жили в хороших домах, спали с женами в удобных постелях, вы издевались над нами, когда мы освобождали страну от французского, японского, американского империализма. Вы и тогда нам были не нужны, а сейчас тем более. Нет смысла сохранять вам жизнь, и ваша смерть – невелика потеря (Ргап, 1997:13, 59, 130-131).

Последняя фраза стала максимой движения красных кхмеров – извращением марксистской теории трудовой стоимости. Только крестьяне производили стоимость; все работающие вне сферы материального производства не стоили ничего и заслуживали смерти. Врачей убивали как паразитов и нахлебников – только народная медицина могла лечить людей:

Нам не нужна технология капитализма. Она нам совсем не нужна. Наша школа – это крестьянское хозяйство. Наша бумага – зто земля. Плуг – это наше перо... Если ты умеешь пахать землю и рыть каналы – это и есть диплом о твоем образовании... Нам не нужны капиталистические профессии!

Тюремный охранник излагал слово в слово доктрину красных кхмеров: разрушить все и начать с нуля. Кхмерский принцип «Трех вершин» гласил: « Независимость, опора на собственные силы, наша судьба – в наших руках » (Ngor, 1988: 139,161).

Коллективизация не должна была быть запятнана индивидуализмом, обособленностью, иностранным влиянием. «Красные кхмеры учат: не поклоняйтесь родителям и будьте свободными от них». Дисциплинированное единство – вот, что должно стать твоим идеалом. Все должны одеваться одинаково, питаться одинаково, повторять одни и те же лозунги, одинаково думать. «Никто не смеет задавать вопросы “Ангке”», – провозгласил один из идеологов. «Если у тебя появились сомнения в идеях “Ангки”, тебя отправят в лагерь по перевоспитанию» (то есть убьют) (Ргап, 1997: 156, 30; ср. Margolin, 1999: 603-605). Опыт партизанской войны отразился в риторике «вечной войны». Нгор (Ngor, 1988: 197) пишет: «“Борьба” стала фигурой речи, так же как и “фронт”. Так стали называть крупные народнохозяйственные проекты, такие как строительство ирригационных систем. “На фронте борьбы” мы не просто работали, мы “сражались” или “вели наступление”. Например, “успешное наступление в битве за посевную” или “победа над силами природы”» . Отзвук маоизма слышится здесь отчетливо.

Политическая тюрьма S-21 стала школой для идейных убийц, для тех, кто решительно и дисциплинированно исполнял приказы, не давая воли собственным чувствам, таким как месть или садизм. Надсмотрщики, следователи, палачи создавали субгруппу, которая в соответствии с идеологией режима воспринимала заключенных как заклятых врагов. Любое сомнение в этом непреложном факте оценивалось как измена общему делу. Колеблющимся приходилось убивать «через не могу». Дэвид Чандлер признается, что с трудом может проанализировать их мотивацию. Он задается вопросом, не есть ли повиновение приказам особая, специфическая черта этого народа, но потом приходит к заключению, что большинство обычных людей, попавших под такое социальное давление, действовало бы точно так же (Chandler, 1999: 141). Большинство расправ происходило в не столь официально значимых учреждениях, как элитная тюрьма S-21. Солдаты убивали более жестоко, более анархически, более разнузданно. Годами они воевали в полупартизанской армии, вооруженные легким стрелковым оружием, действовали из засад, прибегали к террору. Такая тактика войны сама по себе отбирала беспощадных и умелых убийц.