Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Правда, эмпирический материал, с которым работает Манн, столь богат, что не умещается в схему, требуя от автора постоянных уточнений и оговорок. Чего стоит хотя бы случай Холокоста: здесь нет ни двух групп, оспаривающих суверенитет, ни ситуации распада государства (напротив, мощная государственная машина выступает организатором геноцида). Сплошным набором исключений из изложенных тезисов оказываются Индия и Индонезия – не случайно автор называет их «нетипичными случаями».

ЭЛИТЫ VS МАССЫ

Когда в начале 1990-х разразилась война в Югославии, реакцией западной прессы – а также, в определенной мере, аналитики – были рассуждения о «неизжитом варварстве» и «атавистических инстинктах». Манн категорически отвергает подобный подход. Попытка увязать этническое насилие со степенью «цивилизованности» ведет к стигматизации целых народов как недостаточно цивилизованных. Сегодняшние разговоры о примитивных народах есть не что иное, как отзвук популярных в XIX столетии мыслей о «неисторических народах» (вспомним, кстати, с какой охотой это выражение употреблял не только Гегель, но и Энгельс). Народы вообще не делятся на «цивилизованные» (и потому застрахованные от жестокостей гражданских войн) и «нецивилизованные». От соскальзывания в пучину кровавого насилия не застрахован никто. (Разве что можно говорить о механизмах перевода конфликтов в институциональное русло, которые удалось создать в Западной Европе и Северной Америке в течение второй половины XX столетия; но, прежде чем эти механизмы появились, было пролито много крови).

Вместе с тем Манн не принимает объяснений этнических чисток (и, шире, теорий конфликта), чрезмерно фокусирующихся на элитах. В таких теориях акты кровавого насилия предстают как результат манипуляций власть имущих, навязывающих простым людям чуждые им модели поведения.

Уйти от крайностей теории элит, с одной стороны, и от спекуляций о «национальном характере», с другой, Манну позволяет аналитическое вычленение конкретных агентов насилия. Таких агентов три: (а) радикализированные элиты; (б) парамилитарные формирования; (в) слои населения, активно поддерживающие лозунги радикального этнического национализма 16. Кроме того, в определенных обстоятельствах появляется и такой агент насилия, как «обычные люди». Это никогда не большинство населения, но определенная его часть, которая подключается к «чисткам» в качестве мародеров, насильников и т. д., зная, что в обстановке хаоса это почти наверняка не грозит наказанием.

Отдельного разбора заслуживают и криминальные элементы – как правило, образующие на первых порах костяк «незаконных вооруженных формирований». Однако преувеличивать роль уголовников в этнических чистках не следует. Это, во-первых, некорректно с эмпирической точки зрения; имеющиеся данные не подтверждают тезиса, будто профессиональные преступники, намеренно выпущенные из тюрем, составляют до трех четвертей исполнителей кровавых чисток. Во-вторых, это неверно теоретически: переносить центр тяжести на уголовников означает не видеть всего объема проблемы, а именно: относительно широкой поддержки радикального этно- национализма и вытекающих из него практик. За этими идеями стоит далеко не все общество – общество идеологически и социально-психологически раскалывается. Но все же за ними стоит достаточно значительная его часть, что позволяет говорить о «народной поддержке» политики «очищения» территории государства от «чужеродных элементов».

КТО ВИНОВАТ?

Перспектива социальной науки предполагает максимально возможную дистанцию ученого от исследуемого объекта. Свое «объяснение» кровавых этнических чисток Майкл Манн строит из позиции наблюдателя, запрещающего себе выказывать эмоции. Тем не менее моральное измерение проблемы не остается за скобками. Коль скоро мы констатируем, что деяния, о которых идет речь, представляют собой нарушение базовых нравственных законов, мы не можем не задаваться вопросом об ответственности за эти деяния 17.

Первый вопрос морального свойства, который неявно напрашивается в ходе исследования Манна, – это вопрос о субъекте действий, известных как кровавые этнические чистки. Кто совершает геноцид?

Ответ Манна однозначен: таким субъектом является не «народ» (турецкий, немецкий, сербский, хорватский, боснийский, хуту и т. д.), а конкретные индивиды и группы людей. Обычно их число не так уж велико, как может показаться. Счет палачей – самозваных или назначенных – идет на тысячи или десятки тысяч, что в процентном отношении составляет сравнительно небольшую долю от общества в целом. Убийство невинных, а особенно детей – занятие столь отвратительное, что обычный человек, даже находящийся в экстремальной ситуации, пытается его избежать.

«Отдав приказ на первый расстрел, майор Трапп впал в нерешительность и неожиданно разрешил отказаться от экзекуции тем, кто не хочет убивать. Из строя вышли только 12 человек. Они были переведены в другую часть и не получили никакого взыскания. Расстрелы множились, множились и сомнения».

«...перед каждой акцией исчезало 10-20% личного состава, кто-то официально, а кто-то и самовольно. Кто-то прятался за спины своих, кто-то стрелял мимо. Некоторые оправдывались, ссылаясь на этику, другие признавались в своих симпатиях к социализму, третьи говорили, что не хотят связывать свою карьеру с полицией, но большинство объясняли свое поведение физическим отвращением к убийству, слабостью, разболтанными нервами. Но немногие подали рапорты о переводе».

«Многие ни морально, ни физически не могли свыкнуться со своей страшной работой. Когда психологический кокон, созданный идеологией, дисциплиной, товариществом, карьерой, все же лопался, помогал алкоголь. Он притуплял чувства и погружал в забытье».

В приведенных цитатах речь идет о нацистском Третьем рейхе. Моральный выбор существовал даже в условиях тотальной идеологической индоктринации.

Итак, геноцид осуществляет меньшинство. Поведение большинства позволяет охарактеризовать одно емкое слово: конформизм. Из опасений за карьеру, а иногда и за жизнь, львиная доля тех, кого называют обывателями, в любой стране и в любое время предпочитают отсидеться в стороне. Иногда они сочувствуют жертвам и даже им помогают, но, коль скоро такая помощь начинает грозить выживанию, снова начинают вести себя «как все».

Впрочем, всегда существует и еще одно меньшинство. Это люди, которые не поддаются националистическому угару и находят в себе силы на моральный поступок. Это те, кто помогает объектам чисток, рискуя собственной жизнью.