Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

В феврале 1937 г. глава государства Константин Пяте (Konstantin Pats; 1874–1956) назначил Д. Д. Гримма членом Государственного совета (Riiginoukogu), верхней палаты создаваемого Национального собрания (Rahvuskogu), в качестве представителя от русского меньшинства. Профессор полагал, что страна нуждалась в его опыте членства в Государственном совете Российской империи в 1907–1917 гг. Он отмечал, что «до сих пор здесь [в Эстонии] существовала только однопалатная система и никто практически из депутатов Национального] собрания, одинаково как избранных, так и назначенных, не имел ясного представления о том, как двухпалатная система выглядит не только на бумаге, но и в практическом применении в жизни» [160] ГАРФ. Ф. 9586. On. 1. Д. 171. Л. 3 об. . Д. Д. Гримма смущал его преклонный возраст и ограниченная работоспособность, но еще более — незнание эстонского языка. Впрочем, эту проблему удалось решить. Глава государства распорядился, что проект Основного закона будет переведен специально для него на русский язык, а во время заседаний к нему будет приставлен переводчик. Давид Давидович согласился: «Вот как судьба играет с людьми. Был я в свое время выборным членом Государственного Совета, а здесь стал одним из 10 назначенных членов второй палаты Эстонского парламента» [161] Там же. Л. 4 об. . Работа оказалась интересной, но тяжелой. С февраля по июнь 1937 г. он практически еженедельно с понедельника по пятницу уезжал из Тарту в Таллинн, приобретя в результате «дрожание ноги и постоянное легкое головокружение» [162] Там же. Л. 4. . Лишь в июне 1937 г. он переселился на дачу близ столицы, чтобы облегчить свои передвижения вплоть до окончания работы над новой конституцией. Она была принята Национальным собранием 28 июля 1937 г. и 17 августа подписана главой государства.

Пожалуй, это было последнее яркое событие в общественной жизни профессора Д.Д. Гримма. Преклонный возраст давал о себе знать. К тому же из Тарту вынужден был уехать его сын Иван, переживший разрыв с женой. И. Д. Гримм, как и отец, избрал карьеру правоведа. Однако в Тарту он постоянную работу найти не смог и потому перебрался в Ригу. Д.Д. Гримм оставался в Эстонии, вероятно, до конца 1938 г. — начала 1939 г., а затем уехал к сыну в Латвию. В январе 1939 г. уже оттуда он благодарил декана юридического факультета Тартуского университета за поздравление с юбилеем, которое его «глубоко тронуло как свидетельство о внутренней связи и добрых товарищеских отношениях, сохранившихся между нами и после выбытия моего из состава штатной профессуры Тартуского университета» [163] Rahvusarhiiv Tartus. ЕАА. 2100.2а.8.26. .

К сожалению, о последних годах жизни ученого известно крайне мало. Имеющиеся источники не позволяют пока сказать, как пережил он роковые 1939–1941 гг.: начало Второй мировой войны, советизацию Прибалтики вкупе с развернувшимися там репрессиями [164] Насколько известно, ни Д.Д. Гримм, ни его сын Иван не подверглись преследованию со стороны органов НКВД. В то же время в марте 1941 г. был арестован В. А. Карамзин, которого через несколько месяцев расстреляют, а его супруга М. В. Карамзина, бывшая жена И. Д. Гримма, 14 июня 1941 г. будет депортирована на спецпоселение в Сибирь, где скончается 17 мая 1942 г. от болезней и голода. , начало Великий Отечественной войны и захват Риги немцами. Доподлинно известно лишь, что скончался профессор Д.Д. Гримм 29 июля 1941 г. в Риге, вскоре после ее захвата немецкими войсками, и был похоронен на Покровском кладбище, где нашли свой последний приют многие эмигранты из России [165] Tevija. Riga, 1941. 30. julijs. № 26. .

На протяжении всей своей жизни Давид Давидович Гримм был неутомимым борцом за интеллектуальную и творческую свободу. Он полагал, что успешное и динамичное развитие России возможно лишь при условии соблюдения законности и главенстве правовых начал. Он выступал противником любого радикализма, как правого, так и левого. Университетам он отводил особую роль в процессе модернизации, и поэтому выступал последовательным сторонником академических свобод. Вся его деятельность была отмечена преобразовательным пафосом, столь свойственным интеллигенции его времени, порой далеким от исторической реальности. В этом была и сила профессора Гримма, и его драма.

Вначале 1990-х гг., при разборе так называемых «хвостов» (на архивном жаргоне — отдельные дела, отложенные при описании какого-либо фонда как непрофильные либо случайно завалявшиеся незаинвентированные единицы хранения), в Историческом архиве Эстонии в Тарту [166] В 1999 г. бывший Исторический архив был включен в систему Национального архива Эстонии. По закону об архивах с 1 января 2012 г. он именуется как Исторический архив Национального архива Эстонии. В общенациональной электронной поисковой системе AIS (http://ais.ra.ee/) дела из бывшего Исторического архива обозначаются аббревиатурой ЕАА (Eesti Ajalooarhiiv = Эстонский исторический архив) и в поле поиска «местонахождение фонда» значится – Rahvusarhiiv Tartus (Национальный архив в Тарту). В ссылках на единицы хранения из его фондов на первом месте ставится общее название: Эстонский национальный архив в Тарту и затем следует шифр в том виде, как он представлен в AIS, т. е. аббревиатура и через точки следуют номера фонда, описи и дела. Например: Rahvusarhiiv Tartus. ЕАА. 2100.2.150а.3,7. была обнаружена рукопись из несшитых двойных листов in quarto, без титульного листа. Анализ текста и сличение почерка позволили установить, что это воспоминания профессора Тартуского университета Давида Давидовича Гримма, написанные им в Эстонии на рубеже 1920-1930-х гг. К сожалению, из 300 страниц рукописи утеряны около 90 листов (IV–X главы первой части, страницы 15-102). В тексте фигурируют два похожих авторских названия — «Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.» и «Из жизни преобразованного Государственного совета 1907–1917 гг.».

Рукопись Гримма интересна в нескольких отношениях. Во-первых, это любопытный и совершенно неиспользованный источник по истории России первой четверти XX в., с особым вниманием освещающий деятельность Государственного совета, университетский вопрос и т. д. Он был совершенно неизвестен исследователям и лишь недавно стал объектом специального изучения [167] Шор Т.К., Ковалев М.В., Воронежцев А.В. Давид Давидович Гримм и его воспоминания // Историческая память и стратегии российско-немецкого межкультурного диалога. Саратов, 2015. С. 72–92; Ковалев М.В. Профессор Д.Д. Гримм и барон М. А. Таубе: два взгляда на академические свободы // Там же. С. 93–109; Ковалев М.В., Мирзеханов В. С. Давид Давидович Гримм // Вопросы истории. 2016. № 1. С. 19–33; Ковалев М.В. Профессор Д.Д. Гримм и борьба за академические свободы в России в начале XX в. // Российская история. 2016. № 5. С. 174–183; Он же. Профессор Д.Д. Гримм в эмиграции // История и историческая память. Саратов, 2016. Т. 13–14. С. 82–92; Он же. «…Мы живем в такое время, когда и небываемое бывает». Февральская революция глазами профессора Д.Д. Гримм // Отечественные архивы. 2017. № 2. С. 91–105. . Во-вторых, мемуары Д.Д. Гримма органически дополняют воспоминания целого ряда русских общественных и государственных деятелей предреволюционного периода, опубликованные в тот период и позже. Так, например, воспоминания С.Ю. Витте (1849–1915), до 1906 г. председателя Совета министров, а затем постоянного члена Государственного совета и Комитета финансов, простираются лишь до марта 1912 г. Заметим, что в последние годы были опубликованы важные источники, отражающие работу высших органов государственной власти Российской империи, в том числе Государственного совета. Среди них — извлеченные из архивов мемуары А. Н. Куломзина, Н. Н. Покровского, М. В. Шахматова [168] Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. М., 2016; Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: воспоминания министра иностранных дел. М., 2015; Шахматов М.В. Последние дни Мариинского дворца и Петрограда. Прага, 1927 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. М., 2005. Т. XIV. С. 669–691. . В 2007 г. в Минске появился сокращенный русский перевод мемуаров Э. Войниловича [169] Войнилович Э. Воспоминания. Минск, 2007. , польского депутата Государственного совета, впервые увидевших свет в Вильно в 1931 г. [170] Woynittowicz Е. Wspomnienia 1847–1928. Wilno, 1931. В 2009 г. были переизданы воспоминания государственного секретаря С.Е. Крыжановского [171] Крыжановский С.Е. Воспоминания: из бумаг С. Е. Крыжановского, последнего государственного секретаря Российской империи. СПб., 2009. . Мемуары Д.Д. Гримма встают в один ряд с этими важными источниками и существенно дополняют их. И наконец, в-третьих, они примечательны как литературный памятник русской эмиграции в Прибалтике в 1920-1930-х гг. В Таллинне в 1929 г. вышла книга Э. А. Верцинского «Год революции. Воспоминания офицера генерального штаба за 1917–1919» [172] Верцинский Э.А. Год революции. Воспоминания офицера генерального штаба за 1917–1918 года. Таллинн, 1929. . Годом позже в Риге были изданы мемуары генерала П.П. Петрова «От Волги до Тихого океана. В рядах белых» [173] Петров П.П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918–1922 гг.). Рига, 1930 . Печатались воспоминания камер-пажа Б. А. Энгельгардта [174] Републикацию см.: Энгельгардт Б. А. Воспоминания камер-пажа // Балтийский Архив. Tallinn, 1997. Т. II. С. 197–268; Т. III. С. 143–256. . Напомним, что в Эстонии времен первой Республики были опубликованы на эстонском языке мемуары бывшего эстляндского губернатора А. В. Бельгарда, напечатанные в полном объеме на языке оригинала в 2009 г. и почти сразу же переизданные на эстонском языке [175] Шор Т.К. Воспоминания бывшего эстляндского губернатора // Балтийский Архив. Tallinn, 1997. Т. III. С. 110–117; Белъгард А.В. Воспоминания / Вступ. статья, подготовка текста Е. Н. Андреевой; коммент. Г. М. Пономаревой, Т.К. Шор, Н.Г. Патрушевой. М., 2009; Bellegarde A. Minu malestusi Eestimaa kubernerina / Venekeelsest kasikirjast tolkinud E. Raudsepp; Jarelsona T. Sor. Tallinn, 2010. . Рукопись Д.Д. Гримма хронологически опережает работу А. В. Бельгарда, если, конечно, не допустить, что последний писал свои записки будучи еще в Германии, а не в Эстонии. Типологическое сходство обоих мемуаров обусловлено не только исторически, но и личностными характеристиками авторов.