Виктор Усов - Китайский Берия Кан Шэн

Он поделился своим личным «опытом перековки», в результате чего якобы изменилась его собственная психология. «В свое время я учился в школе, — рассказывал Мао Цзэдун. — Там у меня выработалась интеллигентская привычка: мне казалось унизительным выполнять даже самую незначительную физическую работу на глазах у других учащихся-белоручек, хотя бы, например, нести свои собственные вещи. В то время я считал, что чистоплотнее всех на свете интеллигенты, а рабочие и крестьяне — люди погрязнее. Я мог надеть чужое платье, если оно принадлежит интеллигенту: с моей точки зрения, оно было чистым; но я не согласился бы надеть платье рабочего или крестьянина, считая его грязным. Став революционером, я оказался в одних рядах с рабочими, крестьянами и бойцами революционной армии. Постепенно я хорошо узнал их, а они узнали меня. Тогда и только тогда я окончательно избавился от буржуазной и мелкобуржуазной психологии, привитой мне буржуазной школой. И именно тогда, сравнивая неперевоспитавшихся интеллигентов с рабочими и крестьянами, я понял, что эти интеллигенты нечистоплотны, что рабочие и крестьяне чище всех. Пусть руки у них черны, а ноги в коровьем навозе — все равно они чище буржуазных и мелкобуржуазных интеллигентов» [224].

Мао Цзэдун за давностью лет не забыл Ван Шивэя и его эссе и вновь вспомнил об этом «деле» на расширенном совещании ЦК КПК 30 января 1962 г. Говоря об арестах и казнях в истории КПК, он заявил: «Еще один человек, которого звали Ван Шивэй, был тайным гоминьдановским агентом. В яньаньский период он написал статью под названием „Дикие лилии“, в которой нападал на революцию, клеветал на коммунистическую партию. Позднее его схватили и убили. Его арестовали и казнили без решения Центрального Комитета, это сделали органы охраны общественной безопасности во время своей передислокации. По этому поводу мы выступали с критикой, считая, что его казнить не следовало. Он был агентом, писал статьи, в которых ругал нас, и ни за что не хотел переделываться. Нужно было оставить его в живых, пусть бы поработал на физической работе; плохо, что его казнили» [225].

Затем, как и следовало ожидать, Ван Шивэй был исключен из Ассоциации китайских литераторов, что фактически лишало его возможности писать и публиковаться.

Несмотря на оказанное давление, Ван Шивэй так и не отказался от своих убеждений, настаивая на том, что все написанное им идет исключительно на благо партии. По информации Кан Шэна, Вану симпатизировали 90 % яньаньской интеллигенции.

Критика Ван Шивэя стала «классическим» образцом в длительном процессе подавления политического инакомыслия. По подобной модели были построены акции устрашения творческой интеллигенции на протяжении всей последующей 34-летней истории правления Мао и даже после его смерти. К примеру, генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан в своем выступлении в апреле 1986 года, затрагивая вопрос борьбы с интеллигенцией внутри партии, говорил: «Оглядываясь на историю нашей партии, можно вынести из нее много полезных опыта и уроков: с критики Ван Шивэя в период Яньани, затем критики Ху Фэна и вплоть до критики „Села трех“ в период „культурной революции“. Эти опыт и уроки говорят нам: проводить (политические) кампании, размахивать дубинкой, идеологические вопросы превращать в политические, затем с помощью организационных процедур выносить решение и карать — если делать такие заключения — то мы потеряем почву под ногами. Независимо от того, какие имеются идеологические проблемы нельзя их решать с помощью организационных методов» [226].

«Чжэнфэн» продолжался, его организаторы и руководители прилагали отчаянные усилия для того, чтобы окончательно очернить и дискредитировать личность опального писателя.

Даже Мао Цзэдун, давший добро на арест Вана, попытался позже снять с себя всякую ответственность, объяснив происшествие «досадной ошибкой».

После ареста Вана Мао Цзэдун отдал приказ не убивать его, но и не выпускать на свободу. Писатель остался в заключении. В марте 1947 г., когда коммунисты покидали Яньань, будущий маршал КНР Хэ Лун приказал отрубить Ван Шивэю голову, что и было немедленно исполнено ранним весенним утром в деревеньке на берегу Хуанхэ. Когда Мао доложили об этом, он только поджал губы и не проронил ни слова. (Ван Шивэй был официально полностью реабилитирован Министерством общественной безопасности КНР только через 50 с лишним лет 7 февраля 1991 г.) [227]

Ван Шивэя также обвинили в создании «антипартийной группировки пяти», которая «прокралась в ряды КПК с целью подрыва единства».

Кан Шэн лично вел дело этой «группировки».

«Антипартийная группировка пяти» была чистой воды фальсификацией, а в подобных делах Кан Шэн уже имел богатый опыт и знал толк. Ван и четверо других участников «банды» — две молодые супружеские пары — были едва знакомы, их связывала лишь общность либеральных взглядов. Один из них — работник политического кабинета ЦК Чэн Цюань (Чэнь Чуаньган) писал, что «крупные кадровые работники с помпой ездят по городу», а «мелкие члены партии докладывают, стоя у ворот»; «те, кто усердно трудится, не стоят и гроша ломаного», а «люди умственного труда сидят наверху». Он утверждал, что «крупные кадровые работники и мелкие кадровые работники, те, кто усердно трудится физически, и люди умственного труда, находятся в оппозиции друг к другу», что уже высказано немало критических мнений в отношении некоторых руководителей и т. д. [228]Практически эти взгляды были идентичны взглядам Ван Шивэя, высказанным в эссе «Дикая лилия».

Кан Шэн, начав расследование деятельности Ван Шивэя, обнаружил, что его жена Ван Ли (Ван Жуци, работавшая в женском комитете ЦК), являлась сестрой члена правительства Гоминьдана, отсюда он делал вывод, что она заслана в Яньань в качестве спецагента Гоминьдана. Далее она училась в Фуданьском университете в Шанхае с женой второй подозреваемой пары, они вместе питались, таким образом делался вывод, что они все пятеро связаны, являются троцкистами и агентами [229].

Связав дело двух супружеских пар с Ван Шивэем, сотрудники ведомства Кан Шэна семьдесят два дня критиковали эту пятерку. В марте обе семейные пары были арестованы его службой (эта четверка была реабилитирована Орготделом ЦК КПК только через 39 лет — в 1982 г.) [230].

Чжан Кэцинь (Фань Давэй) — в октябре 1936 г. был составе передовых отрядов по освобождению китайской нации в Сиани, после того как началась война сопротивления Японии его из отделения 8-й армии, находившегося в Сиани, послали в Ланьчжоу на подпольную работу. К этому времени он уже вступил в КПК. В июне 1939 г. в связи с тем, что гоминьдановские власти стали его подозревать, Чжан Кэцинь с согласия представителя КПК Линь Боцюя уехал в Яньань. В связи с тем, что его отец и жена (оба) члены КПК, после ареста гоминьдановцами предали партию, а также вместе с ним приехавший в Яньань человек после проверки оказался агентом, Кан Шэн решил проверить и Чжан Кэциня. В то время ему было всего 19 лет. Люди Кан Шэна шесть дней и ночей подряд допрашивали его «методом крутящегося колеса» (он заключался в том, что несколько человек поочередно непрерывно, днем и ночью, допрашивают одного. Таким образом доводили допрашиваемого до потери сознания, приводили в чувство и продолжали допрос либо заставляли при помутненном сознании допрашиваемого «признаться» в совершенных преступлениях), обещая, что чистосердечное признание в том, что он являлся агентом, сохранит его членство в партии. Кан Шэн лично, угрожая расстрелом, требовал признаний. В такой невыносимой обстановке Чжан Кэцинь вынужден был признать, что он поддерживал с отцом тайные отношения, длительный период являлся скрытым «агентом» Гоминьдана.