Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Лукан, не понимающий, какие пушки имеются в виду и в каком направлении ему следует наступать, попросил уточнить приказ. Говорят, Нолан саблей указал не на Кадыкойские высоты, которые имел в виду Раглан, а вниз, на Северную долину, где стояла русская батарея. Лукан с неохотой передал распоряжение Кардигану, который вполне обоснованно усомнился в разумности приказа [541]. Однако он подчинился и повел Легкую бригаду в зону поражения, простреливаемую с трех сторон. Русская артиллерия и стрелки открыли продольный огонь с Федюхиных и Кадыкойских высот. Из долины во фронт атакующим стреляли восемь пушек 3-й батареи донских казаков. Наблюдатели на Сапун-горе с ужасом и восхищением смотрели на разворачивающуюся перед ними картину. Знаменитым стало замечание Боске: «C’est magnifque, mais ce n’est pas la guerre. C’est de la folie» («Это великолепно, но это не война — это безумие») [542].

Оставшиеся в живых, как гласит история Легкой бригады, не только достигли русской батареи в долине, но и не без успеха вступили в бой с превосходящими силами кавалерии, стоявшей в тылу у артиллеристов. Некоторые британские кавалеристы даже преследовали врага до Черной речки. Затем остатки разбитой бригады отошли и вернулись в Северную долину, причем тоже с потерями. Согласно докладной Липранди (которая, несмотря на преувеличения и неточности, все же надежнее, чем записка Рыжова):

«Неприятель произвел самую упорную атаку, и, несмотря на меткий картечный огонь шести орудий легкой батареи № 7, штуцерных от Одесского егерского полка и роты 4-го стрелкового батальона, находившейся на правом фланге, а также и на огонь части артиллерии отряда генерал-майора Жабокритского, бросился на нашу кавалерию; но в это время 3 эскадрона сводного уланского полка ударили во фланг неприятелю. Неожиданная атака эта, произведенная стройно и решительно, имела блестящий успех, и вся неприятельская кавалерия в беспорядке бросилась назад, преследуемая нашими уланами и огнем батарей» [543].

На этом этапе сражения в бой вступила Тяжелая бригада. Лукан послал ее в атаку вслед за Легкой бригадой, однако после того, как она тоже попала под огонь противника, остановил наступление. Если бы не своевременная атака африканских конных егерей на Федюхины высоты, в результате чего прекратился обстрел с этих позиций и был обеспечен отход Легкой бригады, потери британской легкой кавалерии были бы гораздо больше, чем 278 человек (156 убитых и пропавших без вести, 122 раненых) из 673 кавалеристов всех званий. Однако это не была полная катастрофа, как ее часто называют. К счастью для британцев, русские уланы, вопреки утверждению Рыжова, не смогли воспрепятствовать отходу Легкой бригады и нанести ей серьезный урон. Если бы они вступили в бой, то потери британских кавалеристов были бы гораздо больше. Еще один русский источник объясняет:

«Они ушли именно потому, что действительного преследования ни со стороны гусар, ни со стороны улан не было. Они ушли по своей прежней, смертельной дороге и легли почти все под картечью 7-й легкой батареи и пулями Одесского полка, не тронутые саблями гусар и не задетые пулями улан» [544].

Более того, по всей видимости, недостатки британской системы управления войсками, которые привели к неверному направлению атаки Легкой бригады под Балаклавой, компенсировались не менее серьезными ошибками русских командиров. Ни Рыжов, ни Липранди не сумели воспользоваться возможностью, которую предоставили им неудачные действия противника. Известно, что русская кавалерия в беспорядке отступила и вернулась на позиции, которые она занимала перед началом сражения. В целом можно предполагать, что стойкость 93-го Шотландского полка, атаки британских бригад тяжелой и легкой кавалерии, а также действия французских африканских конных егерей лишили Рыжова (а возможно, и Липранди) присутствия духа. По всей видимости, решительные действия кавалерии союзников под Балаклавой оказали на русскую кавалерию психологическое воздействие, непропорциональное численности врага. Мы не знаем, что обсуждали русские командиры после сражения, но трудно представить, что Липранди хвалил Рыжова. В конце концов, Липранди разработал разумный план, который не был исполнен так хорошо, как он мог ожидать. Липранди должен был испытывать разочарование. Балаклавское сражение служит полезным напоминанием о роли случая и о значении человеческого фактора в бою. Оно предупреждает нас о необыкновенной важности решений командиров и их склонности совершать ошибки в разгар битвы, когда ситуация запутанная и неопределенная. Недостатки выявились и в британской, и в русской армиях, но ни Раглан, ни Меншиков не признавали своих ошибок ни после этого сражения, ни после следующего. Оба превозносили успех своих армий, к чему склонны все главнокомандующие. Требуется немалая сила духа, чтобы признать неудачи, а еще большая — чтобы сделать должные выводы, особенно если источником этих неудач служит личная или системная институциональная слабость.

После сражения Раглан отправил докладную записку в Лондон. Описав общую ситуацию, он похвалил стойкость 93-го Шотландского полка и выделил атаку Тяжелой бригады. Их действия он описал как «одни из самых успешных, которые мне приходилось видеть; они ни секунды не колебались, и это в высшей степени заслуга бригадного генерала Скатлетта, а также офицеров и рядовых, участвовавших в ней». В докладе главнокомандующему британской армией Раглану затем пришлось объяснять атаку Легкой бригады. Вот как он представил ее обстоятельства:

«Когда противник отошел с позиций, которые временно занял, я приказал кавалерии, при поддержке Четвертой дивизии под командованием генерал-лейтенанта сэра Джорджа Каткарта, выдвинуться вперед и использовать любую возможность для возвращения высот; с учетом того, что эту задачу невозможно было выполнить немедленно, а также предполагаемой попытки противника увезти захваченные орудия, графу Лукану было желательно наступать быстро, преследовать отступающего врага и попытаться помешать ему достичь своей цели. Тем временем русские сумели перегруппироваться на своих позициях, с артиллерией по фронту и на флангах» [545].

Не упомянув об отсутствии четкости в своих приказах, Раглан попытался возложить вину за произошедшее на Лукана, намекая на «некоторое непонимание приказа к наступлению» и утверждая, что «генерал-лейтенант посчитал, что должен атаковать во что бы то ни стало, и соответственно приказал генерал-майору графу Кардигану выдвинуть вперед Легкую бригаду». Замалчивая результаты атаки, Раглан привлекал внимание к тому факту, что «приказ был выполнен с великим воодушевлением и мужеством». Более того: