Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги

Семьи

Консерваторы часто говорили о 68-м как о бунте детей против родителей, однако многие «люди 68-го» сами становились родителями, причем иногда на пике своей политической активности. Когда Виржини Линар начала писать о французских маоистах, принадлежавших к поколению ее родителей, она выяснила, что в 1966 году у ее матери роды начались прямо во время политического собрания. Сью Легран рожала, используя «метод Ламаза», в то время как она и отец ребенка, Марк Радд, состоявшие в подпольной группировке «Синоптики», жили под вымышленными именами. Иногда 68-й приветствовали именно из-за того, что он, как представлялось, освобождал женщин от клаустрофобии, от которой они страдали, занимаясь только детьми. Но некоторые, напротив, с сожалением оглядывались на предшествующий период, особенно если политический активизм или тюремное заключение на время разлучали их с детьми. Ульрика Майнхоф стала особенно ярким примером того, насколько болезненной могла оказаться попытка совместить политическую деятельность и материнство. Она ушла от отца своих детей, чтобы посвятить себя политике, и одно время всерьез собиралась отправить девочек в палестинский приют. Незадолго до самоубийства в тюрьме Майнхоф перестала отвечать на письма дочерей.

Некоторые люди в то время говорили об «освобождении» детей. За подобными рассуждениями могли стоять как попытки политической обработки школьников, так и их сексуальное перевоспитание. Ги Хокенгхейм вспоминал, как его в возрасте пятнадцати лет соблазнил Рене Шерер, преподаватель философии в лицее «Лаканаль». В дальнейшем мужчины остались друзьями; судя по всему, связь оставила у них добрые воспоминания. Но другие взаимоотношения такого типа — наиболее известным примером стала упомянутая выше Габриэль Руссье — привлекли внимание закона. Иногда предметом обсуждения становилась сексуальность совсем маленьких детей. Даниэль Кон-Бендит описывал — в выражениях, о которых потом ему пришлось сожалеть, — сексуальные эксперименты своих подопечных во время его работы в детском саду во Франкфурте в 1970 году. В том же году британский журнал Oz был привлечен к ответственности за публикацию «школьного выпуска», в котором, помимо прочего, было помещено изображение медвежонка Руперта, испытывавшего эрекцию.

Многие родители стремились воспитывать детей так, чтобы подорвать или обойти существующие институты, первейшим из которых была школа. Гарнет Бреннан была уволена с должности школьного директора после того, как призналась, что на протяжении восемнадцати лет курила марихуану. После этого она руководила «Не Школой» (Not School) в калифорнийской коммуне хиппи, основанной Доном Маккоем, эксцентричным и богатым девелопером 55. Английский педагог Александр Сазерленд Нилл в 1962 году выпустил книгу «Саммерхилл: радикальный подход к обучению детей» ( Summerhill: A Radical Approach to Education ), в которой отстаивал идею школы, избавленной от традиционной дисциплины. После 1968 года книга приобрела широкую международную известность: в США было продано 2 миллиона, а во Франции (перевод появился в 1970 году) — полмиллиона экземпляров. Французские дебаты об образовании проходили особенно горячо, поскольку здешние традиционные школы считались слишком авторитарными. Некоторые soixante-huitards стремились полностью оградить своих детей от школьного образования, обучая их самостоятельно; другие же, зачастую выпускники взыскательных grandes écoles, по-прежнему высоко ценили академическую строгость, даже восставая против остальных особенностей буржуазного общества.

Другим институтом, оказавшимся под вопросом, стала семья. «Люди 68-го» экспериментировали с жизнью в коммунах. Некоторые коммуны рассматривались главным образом как инструмент политической деятельности: так было, например, в случае с «Коммуной номер 1» в Западном Берлине. Другие, наоборот, предлагали способы вообще уйти от радикальной политики или найти ей какую-то альтернативу: в подобных коммунах многие «люди 68-го», особенно в Америке, переключались с коллективного действия на решение более личных проблем. Коммуна «Вилла Роуд» (The Villa Road Commune) в Брикстоне, как рассказывали, была поделена между «политиканами» (politicos ) и «первобытными крикунами» (primal screamers) 56.

После 1968 года коммуны быстро расширялись. В Дании к концу 1960-х они охватывали 100 тысяч человек при общей численности населения в 5 миллионов 57. В США, где уже существовала традиция религиозно оформляемой коммунальной жизни, в начале 1970-х в коммунах проживали 2 миллиона человек. В основном подобные институции располагались в сельской местности. Их деятельность воплощала сдвиг, который уводил людей от радикальной политики 1960-х, сосредоточенной в основном в городах. Коммуны часто занимались сельским хозяйством или кустарным производством — делами, отнимавшими много времени, а также заставлявшими погружаться в вопросы торговли и собственности.

Коммуны вовсе не обязательно были местами, где люди «освобождались». Их обитатели занимались тяжелым трудом и тратили долгие часы на изматывающие коллективные обсуждения, где, как правило, доминировали напористые мужчины. Сьюзен Штерн впервые прочла «Мистику женственности» Бетти Фридан в 1968 году, сразу же узнав описанный автором мир — несмотря на то что в книге рассказывалось о подавлении женщин из среднего класса в благополучных пригородах, а Штерн жила в коммуне хиппи 58. Коммуны увлекались смачными дискуссиями о сексе, но при этом нет никаких оснований утверждать, что сексуальные эксперименты их жителей были смелее и авантюрнее, чем у пар из пригородов 1960-х годов, жизнь которых описывалась в романах Джона Апдайка. В любом случае, жизнь в коммуне больше привлекала мужчин, чем женщин, что делало условия сексуального обмена неравными. Так, в одной из коммун в Вирджинии «Билл собирался наладить систему группового брака, где можно было бы регулярно меняться партнерами, но Кэтлин, которая на тот момент была единственной женщиной в коммуне и, следовательно, решающим фактором во всем этом предприятии, не хотела спать ни с кем, кроме Джорджа» 59.

Жизнь общины «Виколо Кассини» (Vicolo Cassini) в Мачерате в центральной Италии вращалась вокруг художественной студии, арендованной одним из ее членов, и испытывала на себе воздействие консервативной католической морали этого небольшого городка. Мужчин в группе было больше, чем женщин; опрашиваемые через несколько десятилетий, мужчины вспоминали дорожные приключения и поездки в другие города, а женщины предпочитали рассказывать о внутренней жизни студии. Большинство членов общины, в особенности женщины, не жили в ней постоянно, оставаясь в семьях и проводя в студии лишь по несколько часов в день. Проводившему интервью историку так и не удалось выяснить, в какой мере в общине практиковалась «свободная любовь»: возможно, каким бы ни было «освобождение», обретенное ими в те далекие годы, бывшие члены общины просто не желали обсуждать подобные материи с кем-то, кто годился им в дети 60.