Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Спекулятивное назначение того хлеба, который шведский король получал от Московского государства, было секретом полишинеля. Бургграф города Эльбинга Хоппе в своей хронике шведско-польской войны в Пруссии под 1629 г. записал такую новость. 23 июня в Пиллау возвратились посланные в прошлом году Густавом-Адольфом в Москву к великому князю послы с хорошими вестями — великий князь разрешил королю закупить 30 тыс. ластов (sic!) ржи «шведскими медными монетами и по уговоренной цене». Тем самым, продолжает Хоппе, «шведам было оказано вспомоществование [ ein Dienst ], ибо они намеревались это зерно перепродать за серебряные деньги с прибылью» [280] Hoppe I. Op. cit., S. 409. . Голландский коммерсант Нейкерке в уже упоминавшейся нами брошюре, вышедшей в 1630 г., говоря о доходах шведского короля от перепродажи остзейского хлеба, прибавляет: «Кроме того, он в последние два года вывез из Москвы большое количество хлеба, которое он равным образом через своих служащих перепродал нашим жителям с большой прибылью» [281] Цит. no: Naude W . Op. cit., p. 364. . В том же, 1630 г. голландским послам Бурху и Фелтдрилю было поручено сообщить в Москве, что русский хлеб, проданный шведам, в конце концов весь оказался в руках голландских купцов и что поэтому московскому правительству будет выгоднее продавать его непосредственно голландцам; «таким образом, — говорили Бурхи Фелтдриль перед царем, — досталась лишь прибыль тем людям, которым было дано разрешение, а хлеб направился в Нидерланды» [282] Отчет А. Бурха и И. фан Фелтдриля, с. 61–62. Шведский резидент в Москве Мёллер не стал опровергать эти разоблачения, он даже доставил в Посольский приказ брошюру Нейкерке, но выдвинул контрразоблачения: Густав-Адольф «ныне им, голландцам, не дает купити хлеба по той цене, как они преж сего покупали в его земле, и за то они, голландцы, написали его, короля, хлебным продавцам и, напечатав, в мир пустили, да и то они в книге напечатали, что они хотят доступатися, чтоб им в царского величества земле весь хлеб закупити, а потом иным у них из рук глядети». Мёллер подчеркнул, что при этом прибыль будет использована не правительством Голландии для войны с Испанией, а купцами для их личного обогащения: «Тот хлеб торговым людям отвозити было в Испанию, а Штатам и князю Оранскому про то не ведомо, в том получают себе корысть торговые люди» (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 8, лл. 103–104). . Однако эти разоблачения не содержали, по-видимому, чего-либо нового для московского правительства и не повлияли на дальнейший отпуск хлеба Швеции; только в 1631 г. на имя Густава-Адольфа был послан любопытный запрос: «По чему хлеб продает и какую он вперед у себя хлебу цену учинит», — на который, разумеется, ответа не последовало [283] ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 8, л. 109. . Но через своих послов Племянникова и Аристова, направленных в Швецию в 1630 г., московское правительство во всяком случае знало о колоссальном вздорожании хлеба в Европе: послы доносили, что, по словам голландских купцов, в Англии и Шотландии зимой 1630/31 г. бочку ржи покупали по 10 ефимков, а весной 1631 г., в связи с усиленным подвозом, по 6 ефимков [284] Там же, стб. 4, л. 34. «Бочка», или «тонна», — международная мера, несколько варьировавшаяся в разных странах, но в общем отождествляемая Родесом, Померенингом, Кильбургером и другими иностранцами с московской четвертью. Следовательно, 10 ефимков за бочку равнялись приблизительно 200 ефимкам, или около 350 золотых гульденов за ласт, что в целом соответствует данным других источников. . Таким образом, московское правительство имело возможность хотя бы ориентировочно высчитать не только размер своей номинальной субсидии шведскому королю, но и размер того фактического дохода, который тот извлекал из перепродажи хлеба. Оно могло, наконец, и сравнить размеры своей помощи с размером французской субсидии Швеции, ибо уже в 1631 г. знало от того же Мёллера точную цифру этой субсидии: 400 тыс. больших ефимков (рейхсталеров) ежегодно [285] Там же, стб. 8, л. 61; ср. стб. 4, л. 111. .

Попробуем и мы проделать это вычисление, опираясь прежде всего на «памяти в доклад», или «выписи» из приказных дел, содержащие подробные сводки за ряд лет о размерах и условиях отпуска хлеба шведскому королю, которые несколько раз в разных вариантах составлялись для нужд дипломатических переговоров со шведскими послами [286] Там же, стб. 7, лл. 189–195; 1634 г., стб. 2, лл. 288–316; 1653 г., стб. 4, лл. 16–28; 1653 г., стб. 4, лл. 16–28. . Здесь указывается, сколько разрешено в каждом году закупить, сколько реально куплено «и за море отпущено» и сколько «недокуплено» из разрешенного числа, причем «недокупленное» переносится на следующий год дополнительно к новому разрешению. Указываются также имена шведских «приказчиков», производивших закупку в разные годы, цена, по которой хлеб им продан, цена, по которой в данном году продавался хлеб другим иностранцам. Впрочем, эти последние сведения имеются только за 1631–1633 гг. и отсутствуют за 1628–1630 гг. (в силу указанной перемены в организации закупок); сказано только суммарно, что в 1628–1630 гг. шведы покупали хлеб «дешевою ценою — алтын по осьми и по десяти и по четыре гривны, а и большою ценою купили по полтине четь» [287] Алтын — 6 денег, рубль — 200 денег, или 100 копеек, или 10 гривен, или 2 полтины. ; этому противопоставлена цена, по которой хлеб продавался прочим иноземцам в следующем, 1631 г. («по рублю, по четыре гривны, а иным, и по 1½ рубли»), откуда выведена разница: если б шведам продать в 1628–1630 гг. по той цене, по какой продано другим иноземцам в 1631 г., «на них бы за тот хлеб довелось взять на великого государя сверх той цены, по чему они тот хлеб покупали, прибыли по меньшей мере больше полутораста тысяч рублей опричь пошлин».

Нам остается только последовать этому не совсем точному приему исчисления номинальной субсидии («уступки») за первые три года. Но мы можем все же несколько дифференцировать цены за эти годы. Несомненно, что в 1628 г. покупная цена была наиболее низкой, ибо уже в 1629 г. шведские послы просили царя запретить населению брать за четверть хлеба дороже, чем в прошлом году «в торгу цена была», на что царь принужден был ответить отказом, ибо в его государстве «изначала хлебу уставной [принудительной] цены не повелося и быти невозможно» [288] ЦГАДА, Дела шведские, 1629 г., стб. 2, л. 288. ; а в грамоте 1630 г. Густав-Адольф жалуется, что в прошлом, 1629 г. закупка хлеба прошла благополучно в Тотьме, Устюге и других местах, но в Архангельске по вине воеводы, допустившего конкурентов, цепа на хлеб оказалась взвинченной: четверть «была в шесть алтын, а после стала в четыре гривны», причем эта последняя цена с возмущением названа «великой ценой» [289] ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб, 2, л. 141. . Итак, мы скорее преувеличим, чем преуменьшим, действительные цены, если поставим в 1628 г. в среднем около 6 алтын, в 1629 г. — около 10 алтын, в 1630 г. — около 14 алтын за четверть. Что касается «уступленных» пошлин, то «выпись» 1634 г. дает их примерное и округленное исчисление для 1631–1633 гг. из 17 % (с продажной цены 187 222 рублей довелось бы взять «больше 30 тыс. рублей» пошлин), но по таблице Родеса [290] «Состояние России в 1650–1656 гг. по донесениям Родеса», с. 175–177. представляется более точной цифра 17,5 %: 12 % корабельной и проезжей пошлины в Архангельске, 5 % «большой пошлины» и 0,5 % холмогорской «грузовой».