Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

И даже спустя месяц, уже передав И. И. Бахтину копию заключения указанной комиссии, Загарджи-паша отказывался репатриироваться, утверждая, «что никак не может отправиться без турок, находящихся в Валках, и что Богодуховская его команда также без него не может выступить, а остается он здесь до конца в Валках следствия и тогда отправится вообще со всеми подкомандующими ему турками, как в Харькове находящимися, так в Богодухове и Валках пребывающими». В итоге паша все-таки настоял на своем; И. И. Бахтину пришлось освободить всех арестованных, «соображая, что зачинщики возмущения сего в смятении убиты и что <���…> если бы, удержав партию, требовать разрешения от начальства, то было бы сие совершенно противно мирному трактату» [205].

К сказанному остается лишь добавить, что дело о бунте в Валках было действительно возбуждено. В период 1812–1819 гг. оно последовательно рассматривалось Валковским уездным судом, Слободско-Украинской палатой уголовного суда, Шестым департаментом Сената и даже Государственным Советом. В конечном итоге правосудие пришло к выводу, что в ходе усмирения пленных действительно имели место многочисленные факты грабежа, а россияне действовали «с нарочитою жестокостью и тем произвели великое и большей частью без всякой нужды смертное убийство». Вместе с тем, поскольку имена убийц и грабителей установить не удалось, дело, несмотря на протесты Министра юстиции, было «предано воле Божьей» [206].

(Мы, со своей стороны, считаем, что «великое и большей частью без всякой нужды смертное убийство» стало отдаленным следствием благих намерений правительства Александра I, которое в 1806–1812 гг. запретило использовать пленных турок на каких-либо работах! [207]Причем, даже те из пленников, кто искал себе заработка, вынуждены были… добиваться разрешения на трудоустройство у городничего! В результате сотни молодых людей, регулярно получающих жалование (т. е., финансово независимых), обладающих относительной свободой передвижения, проживающих постоем среди чужого для них населения, пребывающих под надзором гражданской власти и фактически лишенных не только обязанности, но и права на труд, повели себя так, как и должны были повести: турки пристрастились к спиртному и, потеряв всякое представление о дисциплине, стали расхищать имущество жителей, приставать к женщинам и совершать иные правонарушения, не останавливаясь даже перед убийством как россиян, так и собственных соотечественников [208]. Чем все это окончилось — описано выше).

Расписка двухбунчужного Мегмет-паши в получении 12 октября 1812 г. от Харьковского полицмейстера денежных средств, необходимых для доставления на родину «двух маленьких турчанок» (ГАХО. Ф. 3. Оп. 19. Д. 171. Л. 56.)

Что же касается девочек, ставших невольным поводом к трагедии в Валках, то в первый момент власти вернули их Булычевой, но, быстро опомнившись, вновь изъяли, и какое-то время дети жили в семье Слободско-Украинского вице-губернатора. В сентябре 1812 г. Рамиз-паша [28] просил прислать девочек к нему в Николаев «посредством какого-либо турецкого семейства <���…> или чрез нарочного чиновника». Однако по каким-то причинам эта просьба была отклонена, и 12 октября детей передали «для доставления в их отчизну» следующему из Воронежа через Харьков двухбунчужному Мегмет-паше [40]. Одновременно последнему выделили для девочек отдельную подводу, деньги в сумме 20 руб. на покупку им одежды и обуви и еще по 3 руб. на питание их в пути до Тирасполя [209].

Поскольку речь зашла о деятельности турецких военачальников в сфере защиты прав и интересов османских подданных, то следует подчеркнуть, что генералам довольно часто приходилось реагировать на письма соотечественников самого разного содержания. Так, отдельные военнопленные ходатайствовали о том, чтобы паши под твердили их принадлежность к лицам офицерского состава, т. к. в силу какого-то недоразумения они оказались в списках нижних чинов и теперь привлекаются в работам наравне с последними; из Турции им регулярно поступали запросы о помощи в установлении судьбы военнослужащих, пропавших без вести и предположительно находящихся в русском плену; с началом репатриации жены пленных просили генералов ускорить возвращение на родину их мужей; к пашам обращались за содействием те турки, которые приняли в годы войны православие, а затем передумали и желали вернуться домой и т. д. и т. п. [210]

Но чаще всего генералам приходилось иметь дело с жалобами на недостаточный уровень денежного довольствия отдельных военнопленных. Так, 29 июля 1739 г. группа янычарских офицеров, интернированных в Ригу (33 чел.), направила Бекир-паше [3] следующее письмо: «По прибытию нашему в гор. Рига каждому офицеру из казны определено давать по 2 пары на день (имеется в виду 2 коп. — В.П.), которыми деньгами никак себя содержать не можем, от чего пришли в совершенную нищету и для того мы офицеры у рижского губернатора просили взаймы денег и оной господин губернатор приказал нам писать к вашему превосходительству и какой из Санкт-Петербурга указ получит, по тому и поступать будет. По получению сего письма покорно просим о нас бедных милостивое старание приложите, о чем Вам и самому известно, что двумя парами офицеру никако жить невозможно».

Письмо это Бекир-паша переслал в Кабинет Министров, и уже 6 октября 1739 г. этот орган указал Рижскому генерал-губернатору, что «помянутым обер-офицерам против рядовых дать можно вдвое, а именно по 4 коп. на день, тако ж де по рассмотрению их состояния, хоть некоторым числом денег до двухсот или трехсот рублей взаймы им ссудить, взяв о возвращении оных довольное обязательство» [211].

Помимо обращения за содействием к российским властям, османские военачальники удовлетворяли нуждающихся и из собственных средств, как это сделал, например, в январе 1789 г. Очаковский сераскир Гуссейн-паша [11]. По пути к месту интернирования (в Петербург) он остановился на несколько дней в Харькове, где через французского посла в России получил от султана 25 тыс. левков (14 500 руб. серебром) и раздал часть этой суммы «всем военнопленным туркам, кои находились в Харькове, и чиновным и простым некоторую часть, всякому по своему достоинству и состоянию» [212].

Но порой число желающих поправить свое материальное положение оказывалось столь значительным, что паши переставали отвечать на такие письма. Правда, это мало им помогало, поскольку, не получив ответа, турки писали жалобу… на самого пашу и адресовали ее русскому губернатору. Тот, разумеется, пересылал жалобу в Петербург, и уже под нажимом чиновников МИД России генералу не оставалось ничего иного, как реагировать на просьбы нуждающихся. Впрочем, справедливости ради надо признать, что жалобы писали далеко не все. Некоторые предпочитали выхлопотать себе отпуск и лично получить деньги из рук того или иного военачальника. Например, в июне 1812 г. двум офицерам, расквартированным в г. Ахтырка Слободско-Украинской губернии, был предоставлен отпуск сроком на 40 суток с выездом в г. Калуга «к находящемуся там пленному турецкому генералу для испрошения на содержание свое денег» [213].