Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

— Двухбунчужный Махмуд-паша [33] — скончался вскоре после пленения, в мае или июне 1810 г., от полученных в бою тяжелых ранений;

— Трехбунчужный Омер-паша [9] умер в ходе репатриации, в мае 1775 г. «натуральной смертью <���…> за 10 верст не доехав Дубоссар» (паше было около 70 лет);

— Относительно молодой (около 40 лет) бригадный генерал Тахир Омер-паша [94] — скоропостижно скончался 21 декабря 1877 г. в ходе эвакуации. Похоронен в Кишиневе со всеми воинскими почестями (за исключением оркестра);

— Бригадный генерал Абдул Давуд-паша [86] умер в Тамбове 26 августа 1878 г. Причина смерти и возраст не установлены. Похоронен, вероятно, в Тамбове.

— Трехбунчужный Айдос Мегмет-паша [20] погиб 11 декабря 1790 г. на исходе штурма Измаила. Как следует из описания, сделанного И. Ф. Антингом, приняв решение сдаться, паша «вышел на площадь с многими пленниками. На поясе висел у него богатый кинжал; один егерь стал его отнимать у сераскира; так как многие янычары были еще вооружены, то один из них, желая отогнать егеря от своего начальника, вместо его ранил в лицо егерского капитана. Русские тотчас напали на турков и почти всех до одного перекололи, и между прочими убили самого сераскира. Едва успели спасти 100 человек, которые почти все принадлежали к свите начальника».

Правда, А. В. Суворов в рапорте на имя Г. А. Потемкина от 21 декабря 1790 г. изложил этот эпизод в несколько ином свете: «Сераскир Айдос Мехмет трехбунчужный паша засевший с толпою более тысячи человек в каменном строении и не хотя сдаться был атакован фанагорийскими гренадерами в команде полковника Золотухина, и как он, так и все бывшие с ним побиты и переколоты».

Полагаем, что выбрать из этих двух описаний более близкое к истине не так уж и сложно, особенно если учесть, что И. Ф. Антинг долгое время был личным секретарем А. В. Суворова и сохранил преданность великому полководцу даже тогда, когда тот пребывал в опале. Кроме того, сам труд И. Ф. Антинга увидел свет еще при жизни А. В. Суворова и частью был написан под его редакцией, а может быть, и под его диктовку [231].

VI. Порядок и правила послевоенной репатриации пашей (стр. 3 Таблицы 20) отчасти совпадали с рассмотренными ранее порядком и правилами их эвакуации, отчасти обладали некоторыми специфическими особенностями. Рассматривая этот вопрос несколько детальнее, отметим следующее:

• Сроки возвращения на родину пленных военачальников противника глава российского государства часто устанавливал лично. Он же нередко утверждал размер требуемых для этого денежных сумм и маршрут движения репатриантов, а также разрешал некоторые иные вопросы. К примеру, 8 января 1775 г. Екатерина Великая направила главе КИД гр. Н. И. Панину указ следующего содержания: «Как ныне приближается время к размене военнопленных турецких, то мы всемилостивейше повелеваем оной Коллегии отправить для того в Киев и находящихся здесь сераскиров Бендерского и Кафинского (Эммин-пашу [5] и Ибрагим-пашу [8] — В.П.), со всеми к ним принадлежащими людьми, приняв на такое употребление по представленному нами исчислению 28 094 руб. 85 коп. из денег, в хранении имеющихся у нашего действительного тайного советника графа Панина».

При этом в одних случаях Петербург стремился репатриировать генералов в первоочередном порядке. В других, напротив, «придерживал» их в России, оказывая тем самым давление на Порту с целью принудить ее к скорейшему возвращению русских пленников, находящихся в Турции. Последнее особенно рельефно проявило себя по окончанию войны 1735–1739 гг., что не укрылось от внимания даже западных дипломатов. Так, в сентябре 1740 г. британский посол в России доносил статс-секретарю своего короля: «Сераскир (очевидно, Яхья-паша [1] — В.П.) и прочие знатные пленные из турок выехали отсюда (из Петербурга — В.П.) в прошлое воскресенье. Это дает основание заключить, что недоразумения по возвращению русских пленных из Турции устранены. Впрочем, возвращение турок рассчитано с такими остановками на пути, что в случае какого-либо нового неудовольствия русского двора по обмену пленных, путников еще легко остановить по дороге» [232].

Состав транспорта и численность лошадей определялись в том же порядке, что и при эвакуации пленников. Например, в начале 1775 г. трехбунчужному Эммин-паше [5] и сопровождающим его лицам в количестве 166 чел. было выделено:

— дорожная карета для сераскира (стоимость аренды от Петербурга до российской границы 500 руб.);

— 6 крытых циновками саней для перевозки имущества паши и его кухни;

— 4 возка по 4 лошади для 4-х чиновников, «кои пред прочими отличные»;

— 13 обитых циновками возков по 3 лошади «для прочих 13 чиновных;

— 13 крытых циновками саней для 25 чел. «сераскирских служителей»;

— 62 крытых циновками саней «для прочих 124 чел. турок и турчанок».

Поскольку поезд паши требовал свыше 200 лошадей, он был разбит на три эшелона, следующих с интервалом в одни сутки, дабы не создавать кризисы со сменой лошадей на почтовых станциях.

Российское сопровождение паши составляло: 3 офицера, 5 унтер-офицеров (включая 2-х переводчиков) и 30 рядовых [233].

• На период репатриации генералам, как и всем военнопленным, сохранялся прежний оклад жалования. Некоторым, особо нуждающимся, размер денежного довольствия увеличивался. Последнее относится, в частности, к Серур Мегмет-паше [35], оклад которого при отъезде в августе 1812 г. из Калуги был увеличен со 140 руб. до 165 руб. в месяц, «полагая по 5 руб. 50 коп. на день». Практиковалась и выплата подъемных средств, особенно Николаем I. Так, в октябре 1829 г. государю «благоугодно было повелеть пашам и другим чиновникам, сверх обыкновенного содержания, выдать при отправлении обратно на подъем каждому полуторамесячное содержание на счет государственного казначейства». Двумя месяцами ранее он предписал выплатить Юсуф-паше [49] «единовременно на проезд без вычета годовой оклад содержания, производимого ему из нашей казны и сверх того удовлетворить его оным по день выезда из Одессы». В сумме это составило свыше 60 тыс. рублей, что, по мнению государя, давало паше средства «совершить приличным образом предпринимаемое им путешествие» (К сказанному надо добавить, что ранее генералу уже выдавалось для той же цели 10 тыс. руб. Однако средств на репатриацию тому все равно не хватило, и, покидая Одессу, Юсуф-паша заложил часть своего имущества (которое, к слову, так и осталось не выкупленным), включая… осыпанную бриллиантами золотую табакерку, подаренную ему императором!) [234].

Наконец, нами установлено, что и до отъезда на родину, и будучи уже в пути паши могли брать займы у частных лиц, с условием их возврата через российского посла в Стамбуле [235].

• Покидая пункт интернирования, многие генералы выражали благодарность за достойное содержание в плену , адресуемую, в первую очередь, главе российского государства и наследнику престола. Так, 15 февраля 1740 г. Анна Иоанновна дала прощальную («отпускную») аудиенцию Яхья-паше [1] и Колчак-паше [4], в ходе которой первый «приносил монархине за все ощущенные высокие милости, с текущими из глаз слезами, благодарение краткою на турецком языке, но преисправно сложенною речью». Как свидетельствует очевидец, в этой речи паши выразили государыне признательность «за то, что со дня плена они пользовались императорским благоволением. Они свободно были допущены ко Двору, и солдаты, которые их охраняли, всегда относились к ним с почетом. Они заверяли перед Богом, что никогда не перестанут восхвалять имя императрицы и молиться за счастье и благополучие ее величества. Они кончили краткой молитвой, в которой призывали Небесное Благословение на обе империи и на ее величество царицу» [236].