Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

Отдельные ходатайства поступали и из Стамбула. Так, в июле 1878 г. маршал Мухтар-паша, «оказывавший услуги российскому послу в Турции», обратился с просьбой о том, чтобы его зять, дивизионный генерал Хаджи Рашид-паша [77], был возвращен на родину с первой же партией военнопленных [241].

(Заметим, что все перечисленные выше прошения были российским правительством удовлетворены).

• В числе основных проблем, эпизодически возникающих при возвращении пашей на родину, считаем необходимым назвать следующие:

— Перерасход денежных средств, который чаще всего возникал вследствие незапланированных остановок в пути или необходимости найма дополнительных лошадей (и даже волов) для передвижения в условиях весенней (осенней) распутицы. К примеру, в 1775 г. деньги, выделенные Петербургом на репатриацию Ибрагим-паши [8], закончились еще до прибытия его в г. Козелец, почему приставу пришлось несколько дней содержать сераскира и его свиту за собственный счет [242].

— Отказ местных гражданских и даже военных властей обеспечивать турок в пути дровами. Так, 7 апреля 1775 г. пристав, состоящий при Эммин-паше [5], доносил в Малороссийскую войсковую канцелярию: «В силу полученного от <���…> Киевской губернии генерал-губернатора <���…> от 10 числа минувшего марта повеления по которому велено мне для обретающегося в оном Нежине военнопленного Бендерского сераскира и свиты его к топлению отведенных на постой покоев и варения им кушанья дрова от Нежинской полковой канцелярии и магистрата требовать. А как оные дрова от магистрата и поныне привозимы бывают с нуждою, а полковая канцелярия хотя оному магистрату прежде в поставке тех дров вспоможение малое и чинила, а теперь вовсе отказалась привозить на кухню к сераскиру у которого с кухни довольствуется до семидесяти человек, и так за не привозом дров [сераскир] иногда покупает от себя, да и некоторые начальники (т. е. турецкие офицеры — В.П.) то ж покупают» [243].

— Неполная выплата генералу жалования, вызванная разного рода канцелярскими ошибками. Например, в октябре 1812 г. двух бунчужному Мегмет-паше [40] одно время платили в сутки не 2 руб., а лишь 50 коп., т. е. как всем пленным офицерам.

Однако последние проблемы достаточно быстро разрешались, недостающие суммы генералам, разумеется, компенсировались [244].

• Каких-либо правонарушений, связанных с репатриацией генералов, нами не выявлено. Правда, в 1751 г. в Киеве рассматривалось уголовное дело по обвинению мещанина Антона Карамалея в незаконном вывозе в 1741 г. из России 220 фунтов ревеня на сумму 1072 рубля. При этом подсудимый утверждал, что ревень через границу провез турецкий офицер из свиты Яхьи-паши [1]. Однако доказать это (тем более по прошествии 10 лет) было, конечно же, невозможно [245].

• Как и все пленные, генералы передавались турецкой стороне по акту, с момента подписания которого снимались российскими властями со всех видов довольствия и полностью возвращались под юрисдикцию органов управления Оттоманской империей. В этой связи нельзя не обратить внимания на родословную известного русского адмирала А. В. Колчака, некогда составленную его сыном Ростиславом. Считая своим предком Хотинского сераскира трехбунчужного Ильяса Колчак-пашу [4], автор родословной высказал предположение, что, опасаясь возвращения на родину, паша «не вступил больше на турецкую территорию и, по-видимому, из Киева отправился в Галицию в Станислав, владения и крепость гетмана Иосифа Потоцкого».

В ходе проведенного нами исследования данный фрагмент родословной своего подтверждения не нашел, ибо самовольно никто никуда «отправиться» не мог, а за разрешением на выезд в Станислав или куда-либо еще Колчак-паша к российским властям не обращался. К тому же все основные этапы репатриации этого военачальника, в общем-то, известны: в Киев он прибыл 11 января 1741 г. и покинул этот город 16 января; на следующий день паша пересек российско-польскую границу в районе Василькова и 5 (16) февраля 1741 г. был передан русским конвоем коменданту турецкой крепости Бендеры, исполнявшему обязанности Комиссара по приему возвращающихся из России османских военнопленных [246].

Тем не менее, сказанное выше вплотную подводит нас к вопросам, связанным с предоставлением убежища военачальникам, опасающимся преследований на родине. Правда, здесь надо сразу же оговориться, что в России всегда существовало изрядно преувеличенное представление о «кровожадности» турецких властей. Во всяком случае, очень многие россияне искренне верили в то, что чуть ли не каждый пленный паша по возвращению на родину будет непременно казнен. Впрочем, иностранцы рассуждали примерно также. Об этом, в частности, говорит диалог между французским посланником в России Л. Ф. Сегюром и Очаковским сераскиром Гуссейн-пашой [11], состоявшийся в Петербурге в мае 1789 г., в ходе которого француз пытался убедить турка в том, что в Стамбуле того ждет смерть, а паша силился втолковать собеседнику, что «у нас начальники крепостей отвечают в случае добровольной сдачи, но не в случае плена. Меня взяли после осады, и не в чем упрекнуть меня» [247].

Вместе с тем, по нашим данным, из 104 османских генералов, побывавших в русском плену, по меньшей мере четверо было репрессировано и еще столько же предпочли не возвращаться под юрисдикцию Турции. Основные сведения о названных лицах приводятся, соответственно, в Таблицах 21 и 22. При этом, как видно из последней, в России осталось 3 генерала (или 2,9 % от их общего числа) [248]. О дальнейшей их судьбе можно, в определенной степени, судить на примере Батал-паши [19]. Так, известно, что уже до конца 1791 г. он подал Екатерине Великой прошение о переходе в российское подданство, в котором написал буквально следующее: «имея душевный страх от стороны Порты Оттоманской прибегнул правосудного вашего императорского величества управлению, дабы я, преданнейший, по заключению мира со всеми подвластными моими владениями был усыновлен или удостоен включением в число верноподданных под высочайшим покровом вашего величества состоящих <���…>, и не оставьте продолжить меня покровительствовать, в прочем повергаю себя могущественному благоволению вашего императорского величества. Преданнейший слуга Батал-бей».

Поскольку к такого рода прошениям пленных турок государыня всегда относилась чрезвычайно внимательно и благосклонно, просьба эта не осталась без удовлетворения [249]. Уже с 1 января 1792 г. Батал-паше установили денежное содержание в размере 1000 руб. в месяц. В Петербурге на современной Университетской набережной Васильевского острова генералу за счет казны был куплен «приличный для него» каменный дом стоимостью 15 тыс. руб. (без учета расходов «на пошлины и гербовую бумагу» в размере 760 руб.») и выдана «некоторая сумма» «на первое заведение хозяйства» (Характерно, что почти во всех российских документах он по-прежнему именовался «Эрзерумским сераскиром» или, на русский манер «Эрзерумским генерал-губернатором»). Не забыт оказался и сын Батал-паши — Таяр-бей, попавший в плен вместе с отцом. Этот молодой человек был принят на русскую службу «полковником» с «полным сего чина по окладу конного полку жалованием, с денщиками и рационами» [250].