Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок [калибрятина]

Слава царю новорожденному

По мере приближения срока первого юбилея фараона, пробывшего на троне уже 30 лет, начался новый этап его программы самовозвеличения. Еще на заре истории кульминацией празднования царских юбилеев был сед – древний ритуал, символизировавший омоложение правителя и возобновление его контакта с богами. Идея омоложения сильно занимала Аменхотепа, и он вознамерился уделить ей гораздо больше внимания, чем все его предшественники. Кратковременного праздника ему было недостаточно. Верный своему характеру, он задумал создать монументальную постройку и разработал программу скульптурных изображений, чтобы гарантировать свое возрождение на веки вечные.

Место для осуществления своего последнего крупного замысла он выбрал на восточном берегу Нила, в трех милях к югу от Ипет-Сут, прямо напротив его поминального храма. В наше время это центр современного города Луксор. К началу правления Аменхотепа здесь было пусто, если не считать маленького святилища времен Хатшепсут и Тутмоса III, служившего «южной резиденцией» для Амона-Ра из Ипет-Сут.

Следуя указаниям царя, строители Аменхотепа немедленно приступили к перестройке существующего сооружения, добавив к нему обширный двор, обведенный двойным рядом колонн в форме связок папируса. Такой «солнечный двор» соответствовал растущему увлечению царя культом солнца – для которого открытое пространство без крыши подходило лучше, чем традиционные закрытые святилища. Он велел своим архитекторам добавить такие же дворы почти во всех своих храмах, по всему Египту. То, что было создано в Луксоре, стало одним из красивейших и наиболее впечатляющих древнеегипетских храмов – в полном согласии с волей царя:

«Стены его из электра, отделка из серебра, пороги всех врат его изукрашены. Колонны его достигают небес, шпили его касаются звезд. Когда люди узрят его, то не преминут вознести хвалу его величеству» [192].

В передней части солнечного двора постепенно вырастало еще более впечатляющее здание – гигантский зал с колоннами высотой 18 метров, украшенный (как всегда) шестью колоссальными статуями шагающего царя. Все эти архитектурные чудеса создавались ради эффекта, и действовали они безотказно. Однако главное идейное содержание Луксора, скрытое от глаз посетителей, таилось во внутренних помещениях храма.

Самым важным местом во всем комплексе является маленькая комната, запрятанная за хранилищем для барки, рядом с залом приношений. На ее западной стене рельеф тонкой работы изображает двух богинь, заботливо поддерживающих фигуры женщины и мужчины. Это – родители Аменхотепа III, Мутемвиа и Тутмос. Точнее, это Мутемвиа и некто, принявший облик Тутмоса IV; сопроводительный текст разъясняет, что это Амон-Ра собственной персоной. Надпись также беззастенчиво сообщает, в неожиданно выпуклых образах, зачем бог пробрался в опочивальню царицы, и с каким энтузиазмом она реагирует на его появление:

«Она пробудилась, почуяв благоухание бога, и вскричала от удовольствия пред лицом его… Возликовала она, узрев красоту его, и любовью к нему прониклось тело ее» [193].

Придя в состояние экстаза, Мутемвиа без памяти падает в объятия бога, воскликнув: «Сколь велика мощь твоя!.. От сладкого аромата твоего все члены мои занемели» [194].

Сексуальный смысл здесь намеренно подчеркнут. За проникновением следует провозвестие:

«Аменхотеп-владыка-Фив будет имя дитя, коего я зачал в лоне твоем… Он обретет могучую царственность по всей этой земле… Подобно Ра, будет он вечно править Двумя Странами» [195].

Целью создания этой изысканной сцены и вымышленных событий, о которых она повествует, было, конечно же, увековечение мифа о божественном рождении царя, на которое египетские монархи претендовали в большей или меньшей мере на протяжении столетий. Хатшепсут, ранняя представительница XVIII династии, довольствовалась тем, что указала на свое божественное происхождение в «святая святых» Дейр эль-Бахри, не вдаваясь в технические подробности. Аменхотеп III (или его теологи) такой скромности не проявили; они как будто упивались интимными деталями встречи Амона-Ра с царицей. Пожалуй, этого можно было ожидать от монарха, чей гарем был набит бесчисленными иноземными «чудесницами», а среди местных наложниц имелась женщина с прозвищем «та, чьи ночи в городе многочисленны».

Помимо утверждения божественности монарха, Луксорский храм внес еще более весомый вклад в идеологию царственности. Ведь его истинное предназначение – его главная тайна. В отличие от большинства храмов Египта, он вообще не был центром культа какого-либо божества. Его роль в качестве южной резиденции Амона-Ра была второстепенной, удобным прикрытием, а не истинным назначением. Ключ к пониманию особого места храма в мифологии египетской царственности дают рельефы, украшающие монументальную колоннаду Аменхотепа. На них изображено самое важное из событий, происходивших в Луксоре: ежегодный праздник Опет.

Каждый год культовые изображения Амона-Ра, Мут и Хонсу (а может быть, и царя) выносили из Ипет-Сут и на священных барках доставляли в Луксор по реке или по суше; их сопровождала огромная процессия. Пока боги двигались по улицам на плечах жрецов, толпы народа стремились взглянуть на эти священные объекты, чтобы получить благословение. Опет был поводом для великого ликования, веселья и отдыха от повседневной суеты. Однако, как и все прочее в Древнем Египте, служил он не народу, а царю. После того как статуи благополучно добирались до ограды Луксорского храма, их снимали с барок и водворяли в новое жилище. Затем царь входил в святилище, чтобы пообщаться наедине с Амоном-Ра.

Через некоторое время он выходил в зал, где его приветствовали собравшиеся жрецы и придворные. («Простолюдины» оставались снаружи: особые иероглифы на основании колонн указывали на дозволенные им места.) Все могли видеть, как преобразился фараон (вряд ли кто-нибудь осмеливался высказаться насчет «нового платья короля»): благодаря общению с царем богов монарх наглядно молодел, получив новый заряд божественной силы. Он становился живым сыном Амона-Ра.

В основу всей церемонии была положена идея царского ка, божественной сущности, которая незримо проникала в смертное тело каждого последующего монарха и делала его богоподобным. Эта теория превзошла все прочие изобретения древнеегипетских жрецов, поскольку она объясняла и согласовывала явное противоречие между бренностью и божественностью царя. Праздник Опет позволял царю, восприняв царскую ка , сделаться «главнейшим из всех живущих ка », богом во плоти. Таким образом, Луксорский храм был храмом царской ка , тайной в средоточии божественной царственности.