Юст Юль - Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

Что касается бояр, то до нынешнего царствования они были в России высшими должностными лицами; в настоящее же время дети прежних бояр сохранили одно свое боярское звание без остальных (преимуществ).

В Нарве подобных князей и бояр великое множество. Относительно их один артиллерийский офицер, по имени Коберг, рассказал мне (следующее). Когда царь лично участвует в каком-либо походе, то в предупреждение мятежа рассылает (рассеянных) по всей России князей и важнейших лиц, в которых не уверен, в Петербург и в иные места, подальше от их имений, чтоб быть уверенным, что в его отсутствие они не составят заговора и не возмутят против него народа. По моему мнению, в России князья то же, что в Англии лорды.

Из многих лютеранских священников, живших в Нарве до взятия города царем, теперь остался только один, именно Генрих Брюнинк [66], благообразный, ученый человек. Из (гражданских же) властей остался лишь один бургомистр Христиан Гётте [67].

Богослужение происходит в ратуше, так как обе лютеранские церкви, из коих одна называлась немецкой, а другая шведской, отняты у жителей русскими. (Лютеранская) община невелика, человек в 200; (состоит она) преимущественно из простых ремесленников, ибо прочие (жители), обвиненные пред государем в тайной переписке с царскими врагами, уведены и расселены по разным местам России: в Вологду, Астрахань, Казань, Псков. Хотя в данном случае они и не были чисты, как ангелы, однако понесли более тяжкое наказание, чем заслужили. Немало виноваты в этом как местные, так и иностранные и (в том числе?) немецкие офицеры, (добивавшиеся) выселения нарвских жителей в расчете обогатиться их имуществом, которое стало бы добычей (офицеров) в тех случаях, когда (жители) не могли бы взять его с собой; поэтому-то жителей увели (всего) через восемь дней после оповещения о выселении.

9-го. Осмотрел обе городские церкви. Прежде в них совершалось богослужение по аугсбургскому исповеданию; в настоящее же время, по приказанию царя, они освящены русскими священниками, совершающими в них (ныне) богослужение по (обрядам) греческой веры. Как мне сообщали, сначала только одна церковь была передана русским священникам, другую же царь охотно бы оставил за местными жителями; но по проискам генерал-фельдмаршала, немца Огильви [68], который во время взятия Нарвы [69]находился на службе у царя, была отнята у них и другая церковь. Русские, собственно, не нуждались в ней, но, будучи католиком и ненавистником лютеранской веры, (Огильви) полагалось, что если только отнимет церковь у жителей, то со временем достигнет обращения ее в католическую. (Однако) план его не удался: он вскоре оставил службу у царя, и полтора года спустя церковь обращена была в православную. Тем не менее богослужение совершается лишь в одной из церквей, другая же пустует.

Мне передавали также, что русские, под предлогом того, что у них в (самых) церквах хоронить не дозволяется, выкопали с целью грабежа все мертвые тела как внутри церкви, так и вокруг нее [70]. В гробах они искали серебра и денег. Таким образом, по взятии города улицы повсюду были полны покойников и гробов. (Жители) уносили тела своих друзей и знакомых и погребали их за городом, а тех (мертвецов), о которых никто не заботился, русские бросали в реку, протекающую под городом.

10-го. Прибыли сюда из Петербурга два полка пехоты и один полк драгун; этими тремя полками командовали два немецких полковника, а именно von Felsen и Буш (Busk), и один русский полковник [71]. Солдаты означенных полков были одеты в мундиры французского (образца), так как по всей России русское платье упразднено и заменено французским. Чтобы успешнее вести эту реформу, царь велел повсюду в общественных местах прибить объявление о том, как должно быть сшито упомянутое платье, и приказать, чтоб всякого, кто войдет или выйдет из городских ворот в обычном длиннополом русском наряде, хватали, становили на колени и обрезали на нем платье так, чтоб оно доставало ему до колен и походило бы на французское. (Исполнялось это) особыми приказными. Царь велел также у всех городских ворот вывесить для образчика выкройку французского платья, которой русские имели руководствоваться, заказывая себе одежду.

Мне равным образом сообщали, что царь запретил всем русским, за исключением крестьян, отпускать себе бороду. До него в России, как в высшем, так и в низшем сословиях, было в обычае носить длинную бороду. Кто в настоящее время желает ее носить, тот должен платить с нее царю ежегодную пошлину в 10, 20 (и) даже 100 рублей, смотря по соглашению с царскими придворными.

Я осмотрел городские валы и старую крепость, находящуюся внутри теперешних укреплений. Высокие стены ее, построенные на старинный лад, не могут служить надежной защитой. Мне показали место, где русские штурмовали город. Генерал-майору [72], командовавшему городским (гарнизоном), жители ставили в вину его пренебрежение к русским и то, что он не стрелял по ним до тех пор, пока они не подвели траншею под (самую) крепость. При взятии города комендант Горин оплошал, не рассчитывая, что неприятель пойдет на приступ раньше ночи, и ввиду этого распустил на отдых большую часть гарнизона. Но царь приказал штурмовать среди дня, и люди его овладели валами менее чем в час с четвертью. Когда коменданта на его дому уведомили, что русские уже в городе, у него даже не случилось под рукой барабанщика, который мог бы дать сигнал к перемирию. Царь был так разгневан (прежними) насмешливыми и высокомерными ответами коменданта на его требования сдать город, что, придя к нему, собственноручно избил его до синяков и велел посадить в острог, (где он и находился до тех пор), пока его не перевезли в Вологду и затем в Москву. Обрадованный столь быстрым и успешным взятием города, царь приказал щадить жителей; но все же (русские) солдаты, из рвения и кровожадности, погубили многих, несмотря на то что сам царь делал все, что мог, чтобы помешать кровопролитию, и собственноручно зарубил многих своих людей, ослушавшихся его повеления. Войдя в дом к бургомистру Христиану Гётте, он показал (последнему) свои окровавленные руки и сказал, что то кровь не его (бургомистра) горожан, а собственных его (царя) солдат, которых он убил, застигнув их нарушающими его приказание щадить жителей. Равным образом, увидав в одном месте несколько убитых горожан, царь поднял руки к небу и молвил: «В их крови я неповинен!» [73]

12-го. Я послал к коменданту (просить) дров, в которых испытывал недостаток. В ответ он велел мне сказать, что не может отпускать мне дрова в большем количестве, (чем теперь), до получения (на этот предмет) дальнейших приказаний, ввиду чего я должен был покупать (их) для своего дома на свой счет. Уже и тут начала проявляться та русская скаредность и мелочность, с которыми впоследствии я хорошо ознакомился.