Юст Юль - Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

Впрочем, (русским) поневоле пришлось решиться на (морской поход), так как в этом краю, повсюду опустошенном, нельзя было достать лошадей, а потому сухим путем невозможно было подвезти осаждающим ни пушек с (боевыми) припасами, ни продовольствия. Если б перевоз этих (предметов) не удался, то нет сомнения, что голод вынудил бы армию отступить от (Выборга), побросав все, и все-таки, прежде чем достичь Петербурга, до которого сухим путем считается 30 миль, бо́льшая часть (людей) погибла бы голодной смертью. Итак, по (воле) Провидения, этот поход увенчался двойным (успехом). Ибо, если тому (или другому) государю суждено стать великим, Господь Бог благоприятствует ему во всем, как бы ни было предпринято самое дело. По поводу этого похода можно весьма кстати привести слова Курция: Temeritas in gloriam cessit [237], а также в данном случае, как и во многих других, повторить царю то, что Цицерон сказал Юлию Цезарю: ut multum virtuti, plurimum tamen felicitati debes [238]. В настоящем плавании особенному счастью (царя) следовало (приписать) и то обстоятельство, что (русский флот не повстречался со шведами, так как) спустя два дня по возвращении его в гавань появилась в Финском заливе шведская эскадра из 8 линейных кораблей, а если б всего два (шведских) 50-пушечных корабля напали врасплох на многочисленный русский флот, то без труда (частью) разогнали бы его, а (частью) потопили бы выстрелами.

Потом царь никуда не показывался, так как начал упомянутое выше весеннее лечение. (Ища) спокойствия и тишины, он удалился в дом, построенный в его новоразбитом саду, где стоят с лишком 30 больших, мраморных статуй художественной работы, в том числе бюсты покойного короля Польского Собесского и его жены [239]. Статуи эти вывезены из садов польских магнатов. Вообще большая и изящнейшая часть предметов роскоши, находящаяся у важных петербургских вельмож, вывезена из Польши.

В Петербурге все было дорого, а съестных припасов (порой) и вовсе нельзя было достать, ибо весь край с обеих сторон, как Ингерманландия, так и Карелия, откуда припасы эти подвозятся, был вконец опустошен русскими и казаками. Большого труда и издержек стоило мне добывать необходимое на каждый день продовольствие.

3-го. Получил верные сведения, что шведский военный флот в Финском (заливе) состоит из 19 парусных судов, на которых находятся один адмирал, один вице-адмирал и один шаутбенахт. Флот (этот) стоит на якоре недалеко от Биорке.

7-го. Я выехал рано (утром) верхом к Красному Кабаку навстречу к князю Меншикову, ожидавшемуся в этот день (из Москвы). Сам царь выехал к нему за три версты от города, несмотря на то что недавно хворал и теперь еще не совсем оправился. Замечательно, что князь даже не слез с лошади, чтобы выказать своему государю почтение и встретить его, а продолжал сидеть верхом до тех пор, пока царь (первый) к нему не подошел и не поцеловал его.

Множество русских офицеров и (других) служащих (тоже) выехало верхом навстречу князю; все целовали у него руку, ибо в то время он был полубогом и вся Россия должна была на него молиться. При его приближении к городу, ему салютовали с вала 55 выстрелами. С дороги он вместе с царем отправился прямо к себе обедать.

8-го. По условию, состоявшемуся между мной и князем Меншиковым, он должен был носить присланный ему моим всемилостивейшим государем и королем орден Слона — через плечо, поверх кафтана, (отдавая ему) преимущество перед всеми прочими (своими) орденами, а орден Святого Андрея снял совсем. Для большей верности он выдал мне по этому (предмету) письменное обязательство [240].

Но прежде чем (мы) пришли к такому соглашению, князь предлагал разные неудобоисполнимые и странные вещи: то хотел носить орден своего государя, то есть орден Святого Андрея, чрез плечо, а орден Слона на ленте (же), (но) в петлицах кафтана, то желал надевать попеременно один из этих орденов под кафтаном, на жилете, а другой поверх кафтана, меняя через день (их положение). Оба эти предложения были, (однако), мной отвергнуты, после чего мы (и) пришли к сказанному соглашению.

(Сегодня), как и в другие праздники, на всех башнях и шпицах крепости подняты были флаги и вымпела, словно на кораблях; на валу тоже (развевался) описанный выше русский желтый (штандарт).

По всей России, на торжествах и во время обедни, в колокола только трезвонят, а (обыкновенным образом) никогда не звонят.

9-го (здесь) празднуют лишь первый день Троицы, и (нынче), (несмотря на) Духов день, русские производят крепостные работы у Петербурга.

Согласно письменному приказанию его королевского величества, я предоставил подполковнику Thehillac’y, прибывшему из Дании вместе с гоф-фурьером Кардиналом, вручить князю Меншикову (знаки) ордена Слона. Затем, по выдаче мне известного обязательства, князь надел их тут же, в моем присутствии, предварительно сняв с себя орден Святого Андрея, пожалованный ему царем, (пристегнул) к левой (стороне) груди звезду и навесил через левое плечо ленту, (так что) Слон (пришелся) у него на правом боку. (При этом) князь попросил меня принести от его имени моему всемилостивейшему государю (выражение) почтительнейшей благодарности и заверил его (величество), что за такую милость он (князь Меншиков) сочтет своим долгом служить ему во всем до конца жизни [241].

10-го. По случаю своих именин [дня рождения] царь задал в петербургском кружале пир, на который позвал между прочим меня и польского посланника Фицтума. На Неве «Лизета», та шнява, которой командует сам царь, была расцвечена по всем мачтам, реям и такелажу различными флагами, вымпелами и гюйсами. Выше всех, на грот-мачте, (развевался) русский желтый штандарт. Всех флагов на «Лизете», насчитывалось до 40, а вымпелов приблизительно 160.

На пиру этом я заметил, что князь (Меншиков), который тоже там присутствовал, вопреки выданному им обязательству снял с себя орден Слона и опять надел орден Святого Андрея, носимый через правое плечо. Не ограничившись этим одним разом, (князь) впоследствии принял за постоянное правило носить (датский и русский) ордена поочередно, через день, оставляя дома тот из них, которого в данную минуту не надевал. Он полагал, что таким образом выполняет свое письменное обязательство. Что касается польского и прусского орденов, Белого и Черного орла, то их он носил постоянно в петлицах своего кафтана, как при ордене Святого Андрея, так и (при ордене) Слона, и (только) два последние никогда не надевал одновременно. Я испытывал крайнюю досаду, видя такое попеременное ношение князем названных орденов и ту равность, которую он между ними устанавливал. Но я ничего другого не мог (сделать), как только донести об этом (своему) двору, ибо для интересов королевской службы было крайне невыгодно поссориться с человеком, который, пользуясь столь великой милостью у царя, мог причинить большой вред. Итак, я должен был смотреть на это сквозь пальцы; впрочем, обязательство я с него взял, а это была единственная вещь, которую я обязан был сделать до передачи ему ордена.