Юст Юль - Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

За (обедом) этим царь попросил меня поблагодарить от его имени моего всемилостивейшего государя и короля за милость, оказанную ему слуге пожалованием ему ордена [242].

Опишу здесь кстати царский орден Святого Андрея. Носится он на голубой ленте, шириной в ладонь, через правое плечо, и (представляет) черного эмалированного орла с распущенными крыльями и тремя коронами над (головами), (то есть) русский герб. На груди у орла белое эмалевое (изображение) Святого Андрея, распятого на кресте. При (ленте), на правой (стороне) груди, носится звезда с красным полем, белым посреди его андреевским крестом и круговой надписью: «За веру и верность».

(Сам) царь, для сбережения ленты, надевает (Святого Андрея) только на большие торжества. Нередко и русские вельможи, пожалованные этим орденом, не надевают его, а носят вместо него, в петлице кафтана, на голубой ленте, маленькую голубую эмалированную золотую пластинку с эмалевым (же) изображением благого андреевского креста. Вообще замечается большая разница между принадлежащими различным лицам лентами, звездами и орлами (Святого Андрея), ибо покамест, ввиду недавнего учреждения ордена, никаких твердых правил насчет его (знаков еще) не установлено.

Царь (учредил орден), чтоб сравняться в этом отношении с другими европейскими государями. Выдумал (он) его в 1698 г.

Орден, основанный польским королем лет шесть тому назад, (тоже) различается в своих знаках. (Король) пожаловал его князю Меншикову, великому канцлеру и вице-канцлеру. Меншиков и Головкин носят его вокруг шеи, на груди, на красной ленте. Это, (собственно), красный эмалированный крест. (У того, который принадлежит Меншикову), концы соединены между собой четырьмя маленькими полосками, усаженными алмазами, (а) посредине, на эмалированном красном кругу, изображен белый орел с распущенными крыльями. Головкинский крест широк; концы его, немного зарезанные внутрь, углом, образуют восемь одинаково длинных шпильков, заканчивающихся каждый алмазом. Весь (крест) покрыт сплошь красной эмалью. Посередине большой белый эмалированный орел с распущенными крыльями, а на груди (его), в красном кругу, белый эмалированный крест.

На пиру в кружале провозглашались разные чаши. Первую поднял сам царь, посвятив ее «Божьей милости».

После того как мы пообедали с царем в кружале, весь двор перебрался в дом князя (Меншикова), куда явилась также любовница царя, Екатерина Алексеевна, (а равно) и принцессы с их свитой. Тут снова весело кутили, пили и танцевали. С царем князь обращался крайне вольно. Царь к нему так сильно привязан, что сам (про него) говорит: «Без меня князь может делать что ему угодно; я же без князя никогда ничего не сделаю и не решу». Сверх многочисленных имений в (самой) России, царь пожаловал (Меншикову) и герцогство Ингерманландское, на именины князь подарил царю 100 000 рублей деньгами и, кроме того, 28 восьмифунтовых металлических орудий, отлитых по его (Меншикова) распоряжению в Нарве. С другой стороны, тайный советник Мусин-Пушкин [243]подарил царю 20 000 рублей. (Этот Мусин-Пушкин) единственный из здешних придворных, получивший образование и умеющий, хотя и неважно, говорить по-латыни.

11-го. Я был зван кушать к князю Меншикову. Там мы получили из-под Выборга весть, что (сооружение) батарей (вокруг города) окончено и что на следующее утро (осаждающие) примутся бомбардировать (крепость) и разрушать (ее) стены.

Накануне царь пожаловал вице-канцлера Шафирова в бароны.

12-го. От герцога Фридриха-Вильгельма Курляндского [244]прибыло три посланца: его гофмаршал monsieur Renne [245], его надворный советник monsieur Louw [246]и камер-юнкер monsieur Rathlow. (При них) есть секретарь. Целью (настоящего посольства) было заключение договора о браке между герцогом и второй царской племянницей, принцессой Анной, которой герцог сделал предложение.

13-го. Сказанных трех курляндских посланцев водили к царю, (которому они), чрез посредство начальника адмиралтейства Кикина, предъявили порученное им дело. Толмачом (при переговорах) между ними был один из царских слуг.

16-го. У меня были курляндские посланцы и (таким образом) первые посетили меня. Хотя они и старались выдать себя за посланников, в расчете получить от меня и других (представителей) первый визит, но неудачно, (так как честь) эта им не полагалась.

В этот же день из-под Выборга получено известие, что (русские) с первого же дня, как принялись обстреливать город, открыли в его валу такую широкую брешь, что в нее мог бы пройти батальон в боевом порядке. (Лицам), заведующим осадой, (успех) этот достался легко, так как перед своим отъездом из-под (Выборга) царь, осмотрев в два приема, во время приостановок военных действий, все в траншеях, (каждого) научил, как (ему) взяться за дело, — генерал-(адмирала), инженеров и артиллерийских офицеров: ибо он весьма прозорлив, отлично все знает и имеет (верный) взгляд (на все). Нет сомнения, что без его указаний все было бы сделано навыворот. Вообще, всякая (мера), военная или гражданская, должны быть обсуждены царем. Он и сам это видит и прекрасно сознает. Нередко, когда в доверительных беседах между мной и ним речь заходила о счастье и подвигах великих государей, (царь) отдавал справедливость многим правителям и государям, в особенности королю Французскому [247], (говоря, что они) заслуживают величайшей славы и что ввиду их великих деяний отнять ее у них нельзя, но, (прибавлял он), бо́льшая часть (этих государей), в том числе и француский король, (обязаны) своими успехами многим разумным и смышленым людям, (состоявшим) у них на службе. (Советами таких людей) они могли пользоваться во всех, даже в наиважнейших (государственных) вопросах; между тем как он (царь), с (самого) вступления своего на престол, в важных делах почти что не имеет помощников, (вследствие чего) поневоле заведует всем сам. (Ему-де приходится) обращать скотов в людей (:скотами царь называет природных своих подданных:) и предводительствовать ими (в войне) с одним из могущественнейших, мудрейших и воинственнейших народов в мире. В сущности, это справедливо, и остается только удивляться, с одной стороны, уму этого человека, правящего всем (самолично), с другой — природным его силам, (благодаря которым) он без утомления выносит все заботы и труды, (выпадающие на его долю).

17-го. Я был приглашен на погребение (одного из членов семьи?) царского камердинера, капитана гвардии Павла Ивановича Ягужинского [248]. Родился он в Москве от простолюдинов-немцев. Милость к нему царя так велика, что сам князь Меншиков от души ненавидит его за это; но положение (Ягужинского), (в смысле) милости к нему царя, уже настолько утвердилось, что, по-видимому, со временем последнему, быть может, удастся лишить Меншикова царской любви и милости, тем более что у князя и без того немало врагов. Родители Ягужинского были лютеране, сам же он принял русскую веру, думая угодить этим царю. Но за (перемену веры) царь не стал к нему милостивее, хотя впоследствии был рад этому (обстоятельству).