Серик Шакибаев - Чрезвычайная комиссия

«Перед отъездом из Москвы в Кустанай, — писал И. В. Ельпединский, — я должен был зайти в ЦК партии для получения инструкций. Узнал, что там, где мне предстоит работать, население голодает, тогда как в глубине губернии у местных кулаков, баев хлеба имеется большое количество. Поэтому необходимо организовать как казахскую, так и русскую бедноту в комбеды [9] Имеется в виду «союзы кошчи». Это подразумевается и далее вместо комбедов. , пробудить их активность и оказать им всемерную помощь со стороны губернских органов Советской власти. Как мне сказали, в Кустанае совершенно отсутствовали какие-либо воинские части, которыми могли бы воспользоваться представители власти. Поэтому был согласован вопрос с ВЧК о направлении в Кустанай отряда (пятьдесят человек) из войск охраны в распоряжение председателя ГубЧК.

Таким образом, выезжая в Кустанай, я знал, что в губернии тяжелое положение. Но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания. Еще по дороге от станции в город я видел мужчин и женщин, настолько истощенных, что одежда на них висела, как на вешалках. Проходя через пустую базарную площадь, я увидел на одном из прилавков два трупа — женщины, еще совсем не старой, и девочки, лет пяти. Знойный, летний ветер развевал их волосы на непокрытых головах…

После того, как представился сотрудникам губЧК и сделал некоторые распоряжения, я попросил представителей местных руководящих органов ознакомить меня с положением в губернии. Создалось впечатление, что губпродком бездействует. Никаких мер к изысканию продуктов питания для голодающих не предпринималось. Изъять зерно из глубинок невозможно из-за отсутствия транспорта, во-первых, и какой-либо военной силы, во-вторых. Требовались решительные меры, чтобы предотвратить голод, и главная из них — обеспечить губернию семенами на осеннюю и весеннюю посевные кампании.

Пока совещание продолжалось, командир взвода вместе с красноармейцами обследовал часть городских домов и подыскал помещения как для своей команды, так и для моей семьи. Однако в эту ночь на своей квартире не ночевал: допрашивал арестованных за скотокрадство. От них узнал, что баи прячут большие запасы муки и зерна в степи, в кошарах. Этим арестованным я тут же дал пропуска в ГубЧК и предложил явиться ко мне в двенадцать часов дня, намереваясь использовать их проводниками в поисках скрытого богачами продовольствия.

Наступило утро. День был базарный. В то время за деньги ничего нельзя было купить. Все, что было в продаже, обменивалось на вещи — одежду, часы, драгоценности и материю. На базаре привлекала внимание подвода, груженная белой мукой и консервированным сгущенным молоком. Такая мука поступала из-за океана от американских рабочих в фонд помощи голодающим. На базаре ее меняли исключительно на овечью и верблюжью шерсть и на кожу. Я догадался, что столкнулся с крупными спекулянтами. Решил произвести облаву и арестовать всех подозрительных.

Через час весь базар был оцеплен красноармейцами, прибывшими со мной из Москвы. В результате наших действий в губпродком поступило несколько подвод с продуктами. Чекисты допрашивали задержанных спекулянтов, производили обыски на их квартирах. Таким образом, были обнаружены большие запасы продуктов, мануфактуры, изделий из кожи. У одного спекулянта изъяли более ста пар обуви, у другого — сорок седел… Попутно мы проводили регистрацию домов, в которых можно было организовать приюты для беспризорников, а также для обессилевших от голода людей с окраин города, из землянок и лачуг. Весь персонал медиков был мобилизован для круглосуточного дежурства по уходу за больными. Вновь открылась больница, которая вынужденно бездействовала из-за отсутствия питания. В эту благородную и ответственную работу включились руководящие работники губкома партии и губисполкома, активисты. Все продукты, изъятые у спекулянтов, распределялись по детдомам, больницам и домам для голодающих. Женщины добровольно вели уход за больными и детьми. Городская беднота радовалась всем этим мероприятиям, а бывшие торговцы и богачи злобствовали.

В эти дни я готовил отряд из двадцати всадников для похода в степь. Коней подобрали из числа конфискованных у арестованного барышника. Нас должны были сопровождать две подводы: одна с пулеметом и патронами, другая с продуктами. Ночью, когда спала жара, тронулись в путь. Нас сопровождали в качестве проводников пять коренных жителей, которых я освободил из заключения. Они же были переводчиками. Команду отрядом принял военком Бобков.

Отряд шел небольшой рысью. Было тихо. В степи ни малейшего дуновения ветерка. Хорошо откормленные и застоявшиеся кони просили ходу, закусывая удила и, не повинуясь, поводили боками, особенно мой темно-гнедой жеребец. Мы с Бобковым ехали впереди отряда вслед за двумя проводниками. Один из них ускакал далеко, его не было видно. Другой был в зоне видимости и служил нам как бы маяком, ориентиром нашего движения. Остальные проводники находились в непосредственной близости от отряда.

Такое расположение проводников было предпринято по распоряжению Бобкова, делавшего в дни гражданской войны большие переходы со своим небольшим, но спаянным отрядом партизан-храбрецов. По мнению военкома, одиночный дозор, высланный вперед, необходим для того, чтобы задержать тех, кто случайно встретив отряд, попытается скрыться, чтобы сообщить о приближении отряда к населенному пункту, куда мы должны приехать неожиданно.

— Степи наши бескрайни, — говорил Бобков. — Беляки не все смотались в глубь Сибири, к Иркутску. Многие удирали через эту степь в Монголию и теперь еще имеют связь со здешними баями. А хлеб баи сеют для молодняка, на прикорм зимой, да еще для обмена на шерсть и кожу.

Я предложил Бобкову прибавить ходу. Кони пошли крупной рысью. Отряд следовал за нами. Предрассветный легкий туман и быстрая езда создавали ощущение, что нас обвевает ласковый ветерок. Это вызывало бодрое настроение. Вдруг мы увидели недалеко перед собой двух всадников. Ими оказались проводники.

— К аулу подъезжаем, — сказал один.

— Надо его окружить, а то баи убегут, — сказал другой.

Отряд остановился. Мы разбились на группы: две из них должны были сделать охватный маневр, а третья во главе со мной въехать сразу в аул. Вскоре все юрты были окружены.

Поднялся собачий лай, забегали женщины. Я с одним из проводников остановился около самой большой юрты, откуда вышел полный мужчина в длинном халате и что-то спросил у проводника.

— Принимай гостей, губЧК приехала! — ответил тот.

Ко мне подошел Бобков. Он хорошо понимал казахский язык, но скрывал это от проводников, чтобы проверить их надежность. Он уже все разузнал: зерно находится в заброшенной кошаре, километрах в восьми отсюда. Его охраняют брат и сын бая. Там же пасутся двенадцать верблюдов. В кошаре находится упряжь. Богач узнал, что в Кустанае прошли облавы и обыски, и поэтому решил этой же ночью перепрятать зерно.