Чарлз Боксер - Голландское господство в четырех частях света XVI—XVIII века

И хотя много голландских городов извлекли пользу от обретения этих финансовых и людских ресурсов, на Амстердаме это отразилось заметнее всего. Между 1585 и 1622 гг. население города возросло примерно до 75 тысяч человек, а в последний, 1622 г. из общего числа 105 тысяч жителей треть составляли эмигранты из Южных Нидерландов или их потомки в первом поколении. Один из таких недавно прибывших в 1594 г. написал, с простительным в данном случае преувеличением: «Это сам Антверпен, превратившийся в Амстердам». На другой фактор роста финансовых ресурсов Амстердама указала американский историк Вайолет Барбур. Она напоминает нам, что в Голландии — или, если уж на то пошло, во всех остальных Северных Нидерландах — имелось мало земли, которой можно было владеть, а та, что была, продавалась или сдавалась в аренду по крайне высоким ценам, и сделки облагались серьезным налогом. Вследствие этого многие люди с ограниченными средствами, которые в других странах могли бы стремиться купить или арендовать фермы или небольшие земельные участки, вкладывали свои сбережения в покупку доли в кораблях, в рыболовство или краткосрочные торговые рейсы, в мелиорацию земель, а позднее в муниципальные или провинциальные займы. Быстрый рост Амстердама как центра международной торговли отразился в издании — начиная с 1585 г. — еженедельного прейскуранта цен на товары, что в Лондоне начали делать только 80 лет спустя. Можно также отметить, что в 1609 г. в Амстердаме был основан валютный банк, а в 1614 г. кредитный.

Отчасти благодаря торговой сети фламандских и валлонских купцов в портах Иберии и Средиземноморья за последнюю декаду XVI в. голландцы смогли развернуть свое и без того процветавшее фрахтовое дело до беспрецедентных размеров. Пять следовавших один за другим неурожайных лет в Южной Европе (1586–1590) предоставили им возможность захватить и удерживать новые рынки за пределами Гибралтарского пролива. И хотя до 1585 г. их корабли были редкими гостями в портах Средиземноморья и Леванта, 20 лет спустя торговля здесь уступала в значимости лишь торговле на Балтике, с которой, кстати, купцы Антверпена были тесно связаны еще до падения их города. Языковые, родственные и деловые связи оказались прочнее — по крайней мере, на какое-то время — религиозных и политических. Например, в Ливорно местные фламандские торговцы одновременно представляли режим и Гааги, и Брюсселя. Корнелис Хата, первый дипломатический представитель Голландии в Блистательной Порте (султанской Турции), в 1616 г. утверждал, что все агенты голландских компаний в Леванте по происхождению являлись выходцами из Брабанта и подданными эрцгерцогов, правивших «послушными провинциями» от имени испанской короны. Другим фактором ускоренного расширения голландской морской торговли в 1500-х гг. стала разработка и постройка более эффективных торговых судов, fluit. Эти «флейты», или «летучие корабли», как прозвали их англичане, управлялись относительно небольшими командами, перевозили значительный груз, были вооружены небольшим количеством орудий — а то и вовсе обходились без них — и могли быть построены задешево и в больших количествах. (Некоторым образом их можно считать прообразами «Либерти» — транспортных судов времен Второй мировой войны для обеспечения массовых военных перевозок.)

В этот период в Амстердаме также заметное развитие получило морское страхование. В 1598 г. здесь была учреждена страховая палата, которая вела реестр полисов и разрешала всяческие спорные случаи, касающиеся их покрытия. В 1628 г. четыре состоятельных амстердамских торговца разработали претенциозную программу обязательного страхования всех голландских кораблей, плавающих в опасных водах. План этот отвергли — как и последующие предложения претворить его в жизнь в той или иной форме, — однако Амстердам продолжал управлять огромными и постоянно растущими объемами страхования, включая заграничные сделки. К последней четверти XVII в. в Амстердаме стали практиковать вторичное страхование (перестрахование), и город сохранял первенство в морском страховании вплоть до XVIII в.

Упадок Антверпена как международного торгового перевалочного пункта и феноменальный взлет Амстердама; приток богатых предпринимателей и профессиональных рабочих в северные провинции из южных; взрывной рост промышленного производства и потребность в новых рынках сбыта; разорительные эмбарго, которые испанская корона (а с 1580 г. и Португалия) наложила на торговый флот Северных Нидерландов в иберийских гаванях в 1585, 1595 и 1598 гг.; помощь и советы, на получение которых от торговцев-фламандцев, валлонов и марранов, купцы Голландии и Зеландии часто могли рассчитывать, будучи за границей, — все эти факторы вскоре привели к распространению голландской морской торговли на регионы более отдаленные, чем Левант и Средиземноморье. Например, прямая торговля с Бразилией, весьма незначительная до 1585 г., впоследствии сильно возросла — поначалу в кооперации с немцами из ганзейских портов, а затем в основном в сотрудничестве с португальскими «тайными евреями» — новыми христианами. Голландский шкипер, направлявшийся в 1591 г. в Бразилию, попал в руки португальцев с острова Сан-Томе, где собрал много ценной информации об их торговле с Золотым Берегом. По возвращении в Нидерланды он предпринял успешное плавание, вернувшись в 1594 г. с солидным грузом золота и слоновой кости. Энергичность и настойчивость, с которыми голландцы эксплуатировали эти новые рынки, оказалась таковой, что к 1621 г. они захватили от половины до двух третей торговых перевозок между Европой и Бразилией, тогда как практически все золотые монеты Соединенных провинций чеканились из золота, привезенного из Гвинеи. Следуя по стопам англичан, голландцы также проторили в тот период времени арктический торговый путь в Россию; но наиболее впечатляющий всплеск их национальной энергии был направлен на торговлю пряностями в Восточных Индиях.

Одной из самых специфических особенностей Восьмидесятилетней войны был способ, благодаря которому обе стороны продолжали широко использовать ресурсы, предоставленные торговлей с противником. Незаконная торговля и контрабанда в той или иной степени характеризуют торговлю во время всех войн, однако в 1572–1648 гг. они осуществлялись обеими сторонами в беспрецедентных масштабах. Представители власти Голландской республики, многие из которых были судовладельцами и торговцами, прочно связанными торговлей с Иберийским полуостровом и с территориями под управлением испанской и португальской корон, позволяли (за исключением коротких интервалов времени) вести такую торговлю за выплату особых портовых сборов заинтересованными сторонами. Поступления этих, как их называли, «денег за конвой и лицензию» составляли основной источник дохода пяти провинциальных адмиралтейств, или советов военно-морского флота (в Роттердаме, Зеландии, Амстердаме, Фрисландии и Северной Голландии), которые содержали в исправности боевые корабли, большая часть которых были арендованными или переделанными торговыми судами. Со своей стороны, испанцы и португальцы обнаружили, что не могут обойтись без сырья и готовых материалов, особенно без зерна и строевого леса, который привозили голландцы с Балтики и из Северной Европы. Разорительные эмбарго, которые иберийские правители периодически накладывали на голландский торговый флот, на практике оказались акцией вроде «назло лицу отрезать себе нос» и не могли эффективно выполняться сколь-нибудь длительное время.