Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Тем временем в Аргосе развивалась своим чередом величайшая трагедия греческой мифологии. Возмужавший сын Агамемнона Орест, подстрекаемый своей ожесточенной сестрой Электрой, отмстил за отца, убив мать и ее любовника. После долгих лет безумия и скитаний Орест взошел на трон Аргоса-Микен (около 1176 г. до н. э.) и позднее присоединил Спарту к своему царству [193] Сэр Артур Эванс нашел в микенской гробнице в Беотии вырезанные рисунки, изображающие юношу, нападающего на сфинкса, и юношу, убивающего мужчину и женщину. Он полагает, что они относятся к Эдипу и Оресту; и так как он датирует эти рисунки приблизительно 1450 г. до н. э., он предлагает считать, что Эдип и Орест жили века на два раньше ориентировочной датировки изображений (Nilsson, 4–5.). . Но с его воцарением дом Пелопа стал клониться к упадку. Возможно, упадок начался еще при Агамемноне, и этот нерешительный вождь воспользовался войной как средством объединить царство, распадающееся на части. Но победа довершила падение. Не многие из его военачальников вернулись из похода, и большое число уделов вышло из повиновения своим владыкам. К концу века, который начинался осадой Трои, ахейская мощь была истощена, кровь Пелопа иссякла. Народ терпеливо дожидался более крепкой династии.

Около 1104 года до н. э. новая волна переселенцев или захватчиков сошла на Грецию с беспокойно растущего севера. Через Иллирию и Фессалию, через Коринфский залив у Навпакта и Истм у Коринфа высокий, круглоголовый, не имеющий письменности воинственный народ скатился, вступил или обрушился на Пелопоннес, покорил его и почти полностью разрушил микенскую цивилизацию. Мы можем догадываться о его происхождении и маршруте, но нам известен его характер и последствия его появления. Люди этого племени все еще находились на стадии скотоводства и охоты; время от времени они останавливались, чтобы вспахать почву, но главной их опорой был скот, и нужда в новых пастбищах заставляла их постоянно пребывать в движении. В неслыханных количествах у них имелось только одно — железо. В Греции они были посланцами Гальштаттской [194] Гальштатт — городок в Австрии; найденные здесь железные орудия дали его имя первому периоду Железного века в Европе. культуры; прочный металл их мечей и душ даровал им безжалостное превосходство над ахейцами и критянами, которые для убийства по-прежнему пользовались бронзой. Вероятно, сразу с востока и запада — из Элиды и Мегар — они обрушились на отдельные царства в нижней части Пелопоннеса, предали правящие классы мечу и обратили остатки микенского населения в рабов-илотов. Микены и Тиринф сгорели, и на несколько веков Аргос стал столицей острова Пелопа. На Истмр захватчики овладели господствующей высотой — Акрокоринфом — и построили вокруг него дорийский город Коринф. Оставшиеся в живых ахейцы бежали: одни — в Аттику, другие — за море, на острова и побережье Азии. Победители ринулись было в Аттику, но были отброшены; они последовали за беглецами на Крит [195] «Одиссея», XIX, 177. и окончательно разрушили Кносс; они захватили и колонизовали Мелос, Феру, Кос, Книд и Родос. На Пелопоннесе и Крите, где микенская культура наиболее процветала, опустошение было самым полным.

Конец доисторической Эгейской цивилизации положило дорийское завоевание (по выражению современных историков), или возвращение Гераклидов (по выражению греческой традиции). Победители не желали оставить память о своем триумфе как о покорении цивилизованного народа варварами; по их версии, потомки Геракла действительно с полным правом вернулись на Пелопоннес, но, встретив отпору взяли его ценой героических усилий. Мы не знаем, что в этом рассказе — история, а что — дипломатическая мифология, предназначенная выдать кровавое завоевание за божественное право. Трудно поверить, что на заре своей цивилизации дорийцы были столь выдающимися лжецами. Возможно, хотя с этим вряд ли согласятся спорящие стороны, оба рассказа — правда: дорийцы были завоевателями с севера, которых привели отпрыски Геракла.

Вне зависимости от формы завоевания его следствием стал длительный и унылый перерыв в развитии Греции. Политический порядок был расстроен на века; каждый мужчина, не чувствуя себя в безопасности, носил оружие; рост насилия подорвал земледелие и торговлю на суше, коммерцию на море. Война процветала, бедность углублялась и ширилась. Жизнь стала менее оседлой, ибо семьи переходили из страны в страну, ища безопасности и мира [196] 81Фукидид, I, 1.2. . Гесиод называет эту эпоху Железным веком и оплакивает утраченную красоту предшествовавших веков; многие греки верили, что «открытие железа принесло человеку вред» [197] Геродот, I, 68. . Искусства чахли, живопись находилась в небрежении, скульптура ограничивалась статуэтками, а керамика, забыв прелестный натурализм Микен и Крита, выродилась в безжизненный «геометрический стиль», господствовавший в Греции на протяжении столетий.

Но не все было потеряно. Несмотря на решимость вторгшихся дорийцев не смешивать свою кровь с кровью покоренного населения, несмотря на расовые антипатии между дорийцами и ионийцами, которым предстояло окрасить в алый цвет всю Грецию, происходило — быстро вне Лаконии, медленно внутри нее — смешение автохтонов с пришельцами. Может статься, прибавление мощного семени ахейцев и дорийцев к семени более древних и непостоянных народов Южной Греции послужило мощным биологическим возбудителем. Окончательным результатом столетней ассимиляции стала новая, пестрая народность, в чьей крови были беспорядочно смешаны «средиземноморские», «альпийские», «нордические» и азиатские элементы.

Не была полностью разрушена и микенская культура. Некоторые элементы эгейского наследия — инструментарий социального порядка и правительства, начала технологии и ремесла, торговые маршруты и методы, формы и предметы культа [198] Evans, IV, 477, 959. , декоративные мотивы и архитектурные формы — поддерживали свое полузадушенное существование даже в века насилия и xaoсa. Критские установления были, по мнению греков, переданы Спарте [199] Павсаний, III, 2. ; а ахейское собрание оставалось существеннейшим институтом даже в демократической Греции. Микенский мегарон послужил, вероятно, планом для дорийского храма [200] Ridder, A. de, and Deonna, W., Art in Greece, N.Y., 1927, 167. , в который дорийский дух привнесет свободу, симметрию и силу. Художественная традиция, медленно возвращаясь к жизни, вдохновила Коринф, Сикион и Аргос на ранний Ренессанс и заставила даже мрачную Спарту улыбнуться на миг искусством и песней; все эти темные века, что протекли в стороне от истории, она питала лирическую поэзию; она последовала за пеласгическими, ахейскими, ионийскими, минийскими изгнанниками в их бегстве-переселении на острова Эгеиды и в Азию и помогла городам-колониям далеко превзойти свои метрополии в литературе и искусстве. И когда изгнанники прибыли на острова и в Ионию, они обнаружили, что у них под рукой — остатки Эгейской цивилизации. Здесь, в древних поселениях, несколько менее затронутых хаосом, чем города континента, Бронзовый век сохранил некую долю своего старинного искусства и блеска, и здесь, на азиатской почве, суждено было совершиться первому пробуждению-возрождению Греции.