Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Вероятно, в большей мере это было результатом тренировки, а не евгенического подхода к деторождению. Фукидид вкладывает в уста царя Архидама слова: «Невелика разница [надо полагать, при рождении] между двумя мужчинами, но превосходство принадлежит тому, кто воспитан в наиболее суровой школе» [256] Фукидид, I, 3. . В семь лет спартанский мальчик забирался из семьи и воспитывался государством; его вносили в список группы, являвшейся одновременно военным подразделением и школьным классом и руководимой педономом ( paidonomos ), или наставником мальчиков. Самый способный и смелый мальчик в классе становился его старостой; остальных учили повиноваться ему, подчиняться налагаемым им наказаниям и стремиться сравняться с ним или превзойти его в успехах и дисциплине. В отличие от Афин, целью здесь являлись не атлетическая стать и ловкость, но воинская отвага и достоинство. В свои игры мальчики играли голышом, на глазах у старших и поклонников обоих полов. Старшие мужчины заботились о разжигании индивидуальных и групповых мальчишеских ссор ради испытания и тренировки силы и храбрости; малейшее проявление трусости влекло за собой многие дни позора. От мальчиков требовалось молча переносить боль, трудности и несчастья. Каждый год на алтаре Артемиды Ортии нескольких специально отобранных юношей секли до тех пор, пока камни не орошались кровью [257] Nilsson, 94. . В двенадцать лет у мальчика отнимали нижнюю одежду, и отныне в течение года ему разрешалось носить только одно одеяние. В отличие от афинских парнишек он купался не часто, потому что вода и притирания размягчают кожу, тогда как холодный воздух и голая земля придают ей твердость и стойкость. Зимой и летом он спал под открытым небом, на ложе из наломанного на берегах Еврота тростника. До тридцати ле+ он жил вместе с товарищами в казармах и не знал никаких домашних удобств.

Его учили читать и писать ровно настолько, чтобы сделать его грамотным; в Спарте книги находили мало покупателей [258] Mahaffy, Greek Education, 46. , хотя их было едва ли меньше, чем издателей. По словам Плутарха, Ликург желал, чтобы дети изучали его законы не с помощью письма, но из устной традиции и на собственном опыте, следуя заботливому руководству и примеру; он полагал, что безопаснее делать людей достойными, воспитывая их незаметно и исподволь, чем опираясь на теоретическое убеждение; надлежащее воспитание и есть наилучшее управление государством. Но такое воспитание должно быть скорее нравственным, чем умственным; характер важнее интеллекта. Юного спартиата приучали к трезвости, и некоторых илотов заставляли напиваться допьяна, дабы молодежь видела, насколько глуп пьяный [259] Плутарх, «Деметрий». . Готовя юношу к войне, его учили рыскать по полям в поисках пропитания, а иначе — умирать с голоду; красть в таких случаях было позволительно, но попасться значило совершить преступление, за которое наказывали поркой [260] Ксенофонт, «Анабасис», Loeb Library, IV, 6.15. . Если он вел себя достойно, ему разрешали посещать общие трапезы граждан, где он должен был внимательно прислушиваться к старшим, чтобы познакомиться с проблемами государства и выучиться искусству сердечной беседы. В тридцать лет, если он с честью переносил тяготы молодости, ему предоставлялась вся полнота прав и обязанностей гражданина и разрешалось обедать со старшими.

Воспитание девочек, будучи домашним, тоже, однако, регулировалось государством. Девочкам полагалось участвовать в атлетических упражнениях — беге, борьбе, метании кольца и дротика, — чтобы в будущем они стали сильными и здоровыми матерями. Они должны были появляться обнаженными во время публичных плясок и шествий, даже в присутствии молодых людей. Это побуждало их к надлежащему уходу за телом и позволяло обнаружить и устранить свои недостатки. «И не было ничего постыдного в наготе молодых женщин, — говорит высоконравственный Плутарх. — Им сопутствовала скромность, и всякая распущенность была исключена». Танцуя, они воспевали тех, кто проявил отвагу на войне, и поносили трусов, дрогнувших перед врагом. Умственное воспитание было недоступной для спартанской девушки роскошью.

Что касается любви, то молодому человеку разрешалось предаваться ей без всяких предубеждений относительно пола. Почти у каждого подростка был поклонник из старших; от поклонника он ожидал дальнейшего воспитания, а взамен предлагал привязанность и повиновение. Часто такой обмен перерастал в страстную дружбу, побуждавшую и юношу, и мужчину к подвигам на войне [261] Symonds, Greek Poets, London, 1920, 159. . Молодым людям предоставлялась значительная свобода перед женитьбой, и поэтому проституция не получила здесь широкого распространения, а гетеры не находили поддержки [262] Becker, W., Charicies, London, 1886, 246, 297. . Во всем Лакедемоне нам известен лишь один храм Афродиты, где богиня представала под покровом, вооруженная мечом, с путами на ногах, как бы символизируя нелепость брака по любви, подчиненность любви войне и строгое регулирование брака государством.

Государство установило наилучшим брачным возрастом для мужчин тридцать лет, для женщин, — двадцать. Безбрачие было в Спарте преступлением; холостяки лишались права голоса, им запрещалось созерцать публичные шествия, во время которых юноши и девушки плясали обнаженными. По Плутарху, самих холостяков — нагих даже в зимнюю пору — заставляли вышагивать, распевая песнь, в которой говорилось, что они несут справедливое наказание за неповиновение законам. Упрямых «уклонистов» от брака в любой момент могли остановить на улице группы женщин, обходившихся с ними весьма сурово. Не многим лучшая участь ожидала бездетных супругов, и само собой разумелось, что мужчины, не являющиеся отцами, не вправе претендовать на благоговейное уважение, с которым спартанская молодежь относилась к старшим [263] Caroll, 138–140; Weigall, Sappho of Lesbos, N.Y., 1932, 103. .

Браки обычно устраивались родителями без помощи купли; однако после этого соглашения от жениха ожидали увода невесты силой, а от невесты — сопротивления; словом, обозначающим свадьбу, было harpazein — «похищать» [264] Плутарх, «Ликург»; Lippert, 301. . Если, несмотря на такие меры, некоторые мужчины все еще оставались неженатыми, их помещали в темную комнату с равным числом девушек и оставляли подбирать себе спутницу жизни в темноте [265] Афиней, XIII, 2. ; спартанцы считали, что такой выбор не более слеп, чем любовь. Для невесты было обычным оставаться некоторое время с родителями; жених жил в своей казарме и навещал жену только тайком; «в таких отношениях, — говорит Плутарх, — они состояли длительное время, причем иногда они имели детей от жены, еще ни разу не видев ее лица при дневном свете». Когда они были готовы к исполнению родительского долга, обычай разрешал им зажить своим домом. Любовь приходила скорее после, чем до брака, и супружеская привязанность была, по-видимому, в Спарте столь же крепка, как и в любой иной цивилизации [266] Whibley, 613. . Спартанцы похвалялись, что среди них не бывает прелюбодеяний, и, возможно, они были правы, так как в Спарте допускалась немалая свобода добрачных отношений, а многих мужей можно было склонить поделиться своими женами, особенно когда дело касалось братьев [267] Grote, III, 155–156; Sumner, W. G., Folkways, Boston, 1906, 351. . Развод был редкостью. Спартанский полководец Лисандр был наказан за то, что покинул свою жену и намеревался жениться на другой, более хорошенькой [268] Афиней, XIII, 2. .