Виталий Пенской - «Ливонский» цикл

О военных приготовлениях русских ливонские ландсгерры, несомненно, знали. Однако последнее предложение Московита магистр Вильгельм фон Фюрстенберг, рыцарь старой закалки, и его тезка, рижский архиепископ Вильгельм, оставили без ответа. На что они надеялись, на что рассчитывали — неясно, ведь как показал опыт предыдущего года, зима вовсе не являлась помехой для русского воинства, что бы ни говорили некоторые современные историки. Не то чтобы русские ратники и служилые татары с удовольствием ходили в зимние походы в « дальноконные грады », но, во всяком случае, ни глубокий снег (или его отсутствие), ни морозы (так называемый «Малый ледниковый период» был еще далек от завершения, и псковский книжник записал в летописи, что зима 1558–1559 годов была « добре стоудена ») не могли остановить их рвения послужить государю, снискав ему великую славу, а себе — неплохую добычу и прибыток. Ради этого можно было и потерпеть, преодолевая тяготы зимнего походного быта.

Согласно сохранившимся разрядным записям, состав рати, посредством которой Иван Грозный намеревался учинить « недружбу » ливонским ландсгеррам и показать им свою бранную лютость, выглядел следующим образом. Большой полк под началом воевод князя С. И. Микулинского и боярина П. В. Морозова (оба заслуженные военачальники и ветераны многих походов и боев) включал 16 « сотен » детей боярских, а также двор татарского « царевича » Тохтамыша — и самого « царевича », естественно. Раковорские воеводы князь М. П. Репнин и С. С. Нарматцкий со своими людьми и « наряд » (артиллерия) под командой Г. И. Заболоцкого усилили Большой полк. Отметим, что взятый Микулинским и Морозовым в поход « наряд » был « лехким » и состоял из небольших орудий (в орденской переписке русские пушки именовались не geschutz , но kleine stuklein felttgeschutz или Falcкenetell ), установленных на санях.

Передовой полк под началом воевод князя В. С. Серебряного и Н. Р. Юрьева в своих рядах насчитывал девять « сотен ». « Вдополнку » к ним были присланы дети боярские из гарнизона Острова, татары двора « царя » Шагилея (Шах-Али) под приставством князя А. П. Телятевского, « казанские горные и луговые люди », приставом при которых был сын боярский Б. И. Сукин, и черкесские князья со своими дворами.

Восемь « сотен » было в полку Правой руки воевод князя Ю. И. Кашина и И. В. Шереметева Меньшого, с которыми бок о бок собирались в поход юрьевские дети боярские под началом воеводы князя П. Д. Щепина, служилые татары под приставством сына боярского Р. В. Алферьева и татары-новокрещены с их приставом сыном боярским А. Т. Михалковым. В полку Левой руки воевод князя П. С. Серебряного и И. А. Бутурлина было семь «сотен», а также ратные люди юрьевского гарнизона во главе с воеводой М. П. Головиным и « темниковские и цненнские люди » со своим приставом Г. Н. Сукиным. И, наконец, в Сторожевом полку воевод М. Я. Морозова и Ф. И. Салтыкова было семь « сотен » и еще « кадомские люди » со своим приставом — князем С. Д. Гагариным.

Если подвести общий итог, то выходит, что в пяти полках рати князя С. И. Микулинского было (по аналогии с Полоцким походом) порядка 8000–10000 ратников поместной конницы, около 4000–5000 их кошевых в обозе с « ествой » и прочими припасами, около 2000 татар и прочих инородцев и как минимум 1500–2000 посаженных на конь стрельцов и казаков. Во всяком случае, в переписке ливонских должностных лиц упоминаются 1000 стрелков- hakenschutzenn в Большом полку и 600 — в Передовом полку. В сумме это составляет около 12000–14000 « сабель » и « пищалей » (без учета обозной прислуги и, вероятно, некоторого количества посошных людей) и как минимум вдвое, если не больше, коней — строевых, запасных и обозных. Конечно, это не 130-тысячная «дикая орда» ( wütenden Horde ) из хроники секретаря Кеттлера С. Хеннинга и не 50000, о которых рассказал на допросе взятый ливонцами в плен слуга некоего русского boyarenn ’a, но сила весьма и весьма немалая, вполне способная нанести крепкий урон владениям Ордена и рижского архиепископа.

А именно в этом и заключался замысел Москвы. Если в предыдущем году действия русских войск затронули преимущественно владения дерптского епископа и отчасти восточную и северо-восточную части Эстляндии, то сейчас под удар должны были попасть земли, ранее не испытывавшие серьезного урона или и вовсе не затронутые войной. И это разорение, проводимое со всей решительностью и свирепостью, должно было направить помыслы ливонских ландсгерров в нужное для Москвы русло.

Убедившись в том, что и магистрово, и архиепископово ухо к предложению мира глухо, Иван Грозный решительным мановением руки двинул на « маистра » и « арцибискупля » свои полки. 15 и 16 января 1559 года русско-ливонский рубеж пересекли передовые отряды русской рати. На следующий день, 17 января, в движение пришли главные силы царского войска. Вторжение осуществлялось семью колоннами, что объясняется просто: с одной стороны, это позволяло охватить разорением большую территорию, а с другой — снабжать войско было проще, чем если бы вся армия двигалась по одной дороге.

Момент для удара был выбран удачно. Не имея финансовых и материальных возможностей длительное время содержать большое наемное войско и ополчение, магистр и архиепископ были вынуждены по завершении осеннего похода распустить бо́льшую их часть. И теперь, когда в отместку за захват Рингена и набег на Псковщину большая русская рать вторглась во владения рижского архиепископа, под рукой у Фюрстенберга, его заместителя Кеттлера, архиепископа Вильгельма и его «воеводы» Фелькерзама не оказалось достаточных сил для отражения набега. Имевшиеся же у них войска были разбросаны, как писали датские дипломаты, сообщая своему королю последние новости из Ливонии, по отдельным замкам на расстоянии 10, 20, 30 и 40 миль (от 16 до 65 км) друг от друга и были больше озабочены своим выживанием, чем желанием нанести серьезный урон русским. Последствия, как и следовало ожидать, оказались весьма и весьма печальными.