Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

Работа над этой темой была начата десять лет тому назад под руководством Б. Д. Грекова и В. И. Пичета. Она велась в секторе истории СССР эпохи феодализма, сотрудникам которого приношу глубокую благодарность за товарищескую критику и дружеское внимание. Существенную помощь оказал мне и коллектив литовских историков, возглавляемый Ю. И. Жюгждой и, особенно, М. А. Ючас, которому я обязан многими сведениями по вопросам историографии, терминологии, транскрипции и т. п. Работу над книгой облегчила мне и неизменная помощь И. У. Будовница. Считаю также своим непременным долгом поблагодарить работников научного кабинета Института истории и, в частности, Е. А. Юрченко и О. М. Алферову, за многолетнее содействие в разыскании нужных для работы изданий.

Среди источников, относящихся к теме исследования [6] Рассмотрение источников в данной работе подчинено главной задаче — освещению проблемы образования Литовского государства. Это сделало целесообразным обособленный анализ русских (и примыкающих к ним литовских) летописей и немецких хроник (основные литовские известия польских хроник уже изучены С. Заянчковским) в видах последующего их сопоставления и комплексного использования при рассмотрении проблемы; по той же причине оказалось желательным обособленное рассмотрение актового прусского материала (к которому примыкает часть сведений житийного и иного характера) и литовского. , русским летописям по праву принадлежит особенно важное место. Ценные сведения по истории Литвы нашли отражение в киевском летописании как времени единства Древнерусского государства, так и периода феодальной раздробленности, вплоть до падения Киева под ударами татаро-монгольских полчищ.

Эти сведения более обширны в летописании других центров самостоятельных русских земель, чьи правители вступали в сношения с сильным языческим соседом, — в летописании галицко-волынском, владимиро-суздальском, новгородском и псковском. Отсутствие полоцко-минских летописей — тяжелая потеря для литванистики, так как по уцелевшим известиям других летописных сводов можно судить, насколько тесными были отношения Полоцко-Минской земли с Литвой.

Степень полноты и достоверности литовских известий в различных русских летописях, понятно, неодинакова и зависит от многих обстоятельств, из которых достаточно назвать два-три: во-первых, от характера самих летописей, прежде всего от того, чьи интересы они выражали — княжеские, епископские, боярские и т. д.; во-вторых, от степени заинтересованности правительства того центра, где сложилась летопись, в литовских делах; наконец, от того, в чьей редакции дошла до нас та или иная летопись, ибо на разных этапах русской истории литовская проблема приобретала различное значение как фактор истории и всей Руси, и отдельных ее земель.

Общим для домосковского летописания был взгляд на Литву как на страну языческую, «поганую», самим богом определенную стать сферой властвования русских князей. Правда, усиление феодальной раздробленности на Руси и укрепление Литвы постепенно приводило русских политиков и идеологов к мысли, что и языческая Литва может рассматриваться как союзник в крупных международных делах и в мелких внутренних княжеских усобицах.

Мы рассмотрим литовские известия русских летописей в следующем порядке: вначале сведения Повести временных лет, затем — киевского летописания периода феодальной раздробленности (до 1238 г.), далее — летописных сводов Галицко-Волынской, Владимиро-Суздальской, Новгородско-Псковской земель, и, наконец, Русского централизованного государства и Литовского великого княжества.

Для раннефеодального периода русской истории главным источником является Повесть временных лет. Знание политической карты Европы естественно для придворного летописца киевского правительства, с его военно-дипломатической и церковно-колонизационной деятельностью. Составитель Повести обнаружил хорошее знакомство с Прибалтикой и населявшими ее народами. Он отнес Литву к «пределу» Афетову, где, согласно Повести, «седять русь, чудь и вси языци», среди коих: «литва, зимегола, корсь, летьгола, любь. Ляхове же и пруси — чюдь приседять к морю Варяжьскому» [7] ПВЛ, ч. II, стр. 10. . Летописец различает пруссов-эстиев и Литву; примечательно, что он упоминает четыре латышских племени (земгалы курши, латгады, ливы); знает чудь-эстов, чудь-заволочскую и чудь-эстиев, т. е. пруссов, а Литву берет в целом. Видимо, в это время (начало XII в.) уже имелись какие-то основания для такого словоупотребления, ибо, вообще говоря, летописец знал составные части Литвы и, перечисляя «инии языци», которые «суть свой язык имуще» и «иже дань дають Руси», называет как Литву, так и Нерому [8] Там же, стр. 13 (в Лавр.: Норово — ПВЛ, ч. II, стр. 183; в московском своде 1485 г., основанном на своде ростовском, читаем: Нероме — ЛСРЛ, т. XXIII, стр. 2). . Нерома — это Жемайтия. Такое толкование следует из летописца Переяславля-Суздальского, где читаем: «Нерома, сиречь Жемоить» [9] Летописец Переяславля-Суздальского, стр. 2. .

Согласно другим сведениям Повести, даннические отношения возникли давно. Уже среди «общих послов» Руси времен Игоря в Византию фигурировал «Ятвяг Гунарев» [10] ПВЛ, ч. I, стр. 34. , т. е. по смыслу документа 944 г. ятвяг был представителем Гунара [11] См. ПРП, в. I, стр. 30; ср. A. Kamiński-2, str. 166. , возможно, имевшего свой лен где-то на западной границе страны.

Известия Повести о русско-литовских отношениях того времени сводятся к перечню походов войск русских великих князей на Литву, Ятвягию (Судовию) и Голядь (Галиндию). Таков поход Владимира I, о котором под 983 г. читаем: «Иде Володимер на ятвягы и победи ятвягы и взя землю их» [12] ПВЛ, ч. I, стр. 34. .

Через полстолетие, в 1038 г., был организован новый поход на ятвягов: «Ярослав иде на ятвягы» [13] Там же, стр. 103. . Удалось ли Ярославу восстановить свою власть на этой территории — не знаем, но скорее всего, что нет, ибо свод 1479 г., черпавший известия из какого-то киевского источника, более подробного, чем свод Ипатьевской летописи и сходных [14] М. Д. Приселков-3, стр. 12. , сообщает об этом походе так: «Ходи князь великий Ярослав на Ятвяги и не може их взяти» [15] ПСРЛ, т. XXV, стр. 376; впрочем, то же ПСРЛ, т. V, в. I, стр. 127. .

В практике того времени повторение походов на подданные народы — вещь обычная, а ятвяги никогда не были прочным приобретением Древнерусского государства, так как они жили на отдаленном приграничье, притом в соседстве Литвы и Польши,