Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

В 1376 г. Владимир Андреевич три недели осаждал Ржеву, но безуспешно [958]. Однако в 1386 г. Ржева вновь выступает как московское владение: в походе Дмитрия Донского на Новгород зимой 1386/1387 гг. участвует «ржевская рать» [959]. Возвращение Ржевы под московскую власть следует связывать, как показал В. А. Кучкин, с соглашением между Дмитрием и занимавшим в 1381 — первой половине 1382 гг. литовский престол Кейстутом [960].

В начале 1390 г. Василий I передал Ржеву своему двоюродному дяде Владимиру Андреевичу [961].

Однако вскоре Ржева оказалась под властью соседнего с ней Тверского княжества. В завещании тверского князя Михаила Александровича (1399 г.), донесенном в летописном пересказе, говорится о передаче Ржевы сыну Ивану и его детям Александру и Ивану [962]. По мнению В. А. Кучкина, Ржеву Василий I отдал Михаилу Тверскому при заключении с ним договора в том же 1399 г., в обмен на отход от союза с Литвой [963]. А. Г. Тюльпин склонился к датировке 1393–1395 гг., основываясь на предположении об использовании летописцем более раннего завещания, составленного до 1395 г. [964]Это предположение исходит из упоминания в летописном пересказе сына Михаила Александровича Бориса, умершего 19 июля 1395 г. Однако его имя в числе наследников, которым передавались Кашин и Кснятин («а Василью и Борисоу и его сыну Иваноу Кашинъ, Кснятин»), могло быть вставлено составителем свода конца 10-х гг. XV в. (в летописях, восходящих к которому, передан текст духовной), знавшим, что Борис княжил в Кашине при жизни отца. Более вероятным остается предположение о передаче Ржевы Тверскому княжеству по договору 1399 г.

Во всяком случае, под тверской властью Ржева находилась недолго: в договоре Василия I с Владимиром Андреевичем Серпуховским первой половины 1404 г. она вновь фигурирует как московское владение, причем Василий I не возвратил Ржеву Владимиру Андреевичу, а включил в число собственных земель [965]. В Никоновской летописи имеется уникальное известие о заключении в 1401 г. тройственного договора Москвы, Твери и Литвы [966]. В Тверском сборнике под 1404 г. упоминается, что Василий I «рядъ имѣа со отцемъ своимъ Витовтомъ», по которому Москва обязывалась не вмешиваться в смоленские дела [967]. «Отцом» Василий I называет Витовта в своем договоре с ним, предположительно датируемым 1407 г. [968]; позже, в своих духовных грамотах начала 20-х гг., московский князь именует литовского «братом и тестем» [969]. Если действительно в 1401 г. имел место договор между Москвой, Тверью и Литвой, то можно полагать, что в обмен на нейтралитет в «смоленском вопросе» (который Василий I соблюдал в последующие годы) Витовт содействовал возвращению Ржевы под московскую власть.

Однако «ржевская эпопея» на этом не завершилась. В 1446 г. Василий II отдал Ржеву Борису Александровичу Тверскому, поддержавшему его в борьбе за возвращение на престол против Дмитрия Шемяки. В 1448 г. Ржева перешла под литовскую власть, в 1449 г. на короткое время возвращалась в состав тверских владений и, наконец, по договору Василия II с Казимиром IV от 31 августа 1449 г. была закреплена за Москвой (за исключением волости Осуги, отошедшей к Литве) [970].

В духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. имеется пункт: «А что вытягал боярин мои Федоръ Аньдрѣевич на обчем рѣтѣ Товъ и Медынь оу смолнян, а то сыну же моему князю Аньдрѣю» [971]. М. К. Любавский связывал присоединение Това и Медыни с договором Москвы с Литвой и союзным ей Смоленском 1372 г. [972]Но в тогдашнем конфликте Москва не имела перевеса (более того, активной стороной, как и в предыдущие годы, выступал Ольгерд и его союзники), и у смольнян не было причин идти на территориальные уступки. По мнению В. А. Кучкина, Федор Андреевич «вытягал» Тов и Медынь на «обчем рете» со смольнянами в 1368 г., когда москвичи захватили у Литвы и ее союзника Ивана Новосильского ряд территорий, а смоленский князь был союзником Дмитрия Московского [973]. Однако, во-первых, в этом случае Медынь наверняка была бы названа в перечне городов, захваченных у Литвы и ее союзников, который привел Ольгерд в своем письме Константинопольскому патриарху 1371 г. [974]Во-вторых, Медынь не могла принадлежать Литве, так как лежала у восточных пределов еще сохранявшей независимость Смоленской земли, и вряд ли принадлежала Ивану Новосильскому, поскольку владения новосильских князей находились значительно юго-восточнее, между ними и Медынью располагались территории Тарусского и Козельского княжеств; территориальное расположение Медыни склоняет скорее к признанию ее принадлежности Вяземскому княжеству — самому восточному в Смоленской земле. Наконец, неясным остается вопрос о Тове. Этот топоним назван перед Медынью. Если речь идет об одном комплексе земель, то надо полагать, что первым названа более значительная или, по меньшей мере, равная по значению территориальная единица. Между тем, никакой Тов в данном регионе ни в предшествующее, ни в последующее время не известен.

В. Н. Дебольский отметил, что «в Вологодском крае была какая-то волость Тов… но можно ли думать, что эта волость и подразумевается именно в завещании Дмитрия Донского — неизвестно» [975]. Сомнение правомерное, если понимать указанное место духовной Дмитрия Донского как говорящее о присоединении двух территориальных единиц в результате одного «рета» (т. е. спора [976]) со смольнянами, — вологодский Тов Смоленскому княжеству принадлежать не мог. Однако такое понимание текста совсем необязательно. Положение духовной грамоты правомерно истолковывать совсем иным образом: «А что вытягал боярин мои Федоръ Аньдрѣевич — на обчем рѣтѣ Товъ, и Медынь оу Смолнян — а то сыну же моему князю Аньдрѣю», т. е. «что отспорил боярин мой Федор Андреевич: на общем споре (с неназванной стороной) Тов, и у смольнян Медынь — это тоже сыну моему князю Андрею». При таком прочтении текста упоминание Това перестает быть загадочным. Волость Тов, расположенная по р. Уломе (Уломке), левому притоку Шексны, принадлежала к Белозерской части удела Андрея Дмитриевича, а позже его сына Михаила [977], что вполне согласуется с ее упоминанием в духовной Дмитрия Донского среди владений, передаваемых Андрею. Она находилась на пограничье с территориями, тянувшими к Вологде [978]; последние принадлежали Новгороду. В отводной книге Кирилло-Белозерского монастыря конца XV в. в районе размежевания монастырских «Товских деревень» с землями Вологодского уезда упоминается «судебня» «на рубеже на бѣлозерьскомъи на вологодскомъ, гдѣ съѣжалися судьи вопчии (ср. "обчий рет". — А. Г .) судити» [979]. Боярину Дмитрия Донского Федору Андреевичу Свибло, которого вероятнее всего видеть в Федоре Андреевиче духовной грамоты, на близлежащих к Тову вологодских территориях («в Отводном, и на Сямѣ») принадлежали села [980]. Скорее всего, Федор Андреевич «вытягал» Тов при размежевании владений после имевшего место в 80-е гг. присоединения большей части Белозерского княжества к Москве (не в той ли самой «судебне» происходил «рет»?): либо у новгородцев (может быть, после похода Дмитрия Донского на Новгород зимой 1386–1387 гг., когда новгородцы выплатили великому князю за различные провинности 8000 руб. [981]), либо у князей местной белозерской династии (за которыми сохранилась часть владений) [982]. Таким образом, к Смоленской земле имеет отношение только «вытягание» Медыни.