Артём Федорчук - Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Костяк из Смутного времени оказался очень своевременным и в новом тысячелетии. Давайте разберём наш скелет, так сказать, «по косточкам».

Мы решили проверить некоторые данные «Аннотации результатов…» С. И. Алексеева по первоисточникам. Таковыми являются хранящиеся в архиве Института археологии РАН ежегодные научные отчёты о проводившихся на некрополе раскопках [617]. Эти материалы были подняты из хранения, тщательно изучены и сопоставлены с данными, представленными С. И. Алексеевым. В результате появились любопытные наблюдения. Археологические раскопки на Исуповском некрополе проводились широкой площадью, по выдававшимся Отделом полевых исследований Института археологии РАН Открытым листам, вполне профессионально (руководитель работ — А. В. Новиков). Полученные научные результаты достаточно представительны. Они зафиксированы с помощью описаний, чертежей и фотографий с принятой для таких работ степенью точности; фиксация достаточно полно представлена в отчётной документации. И хотя можно поставить вопросы о необходимости столь широкого вскрытия позднесредневекового некрополя, а также о степени точности датировки отдельных погребений и восстановлении общей стратиграфии, сколько-нибудь серьёзных методических претензий к проведённым раскопкам не возникает. Напротив, совершенно очевидно, что только эти отчёты могут и должны служить главным документом, на который следует опираться при оценке качества идентификации.

Особого внимания заслуживает «Отчёт о раскопках… в 2002 году» (Ф. Р–1. Ед. хр. № 23084), к которому должны были бы апеллировать авторы идентификации. Однако при сопоставлении данных «Аннотации результатов…» и хранящихся в архиве Института археологии РАН материалов выявлены серьёзные расхождения, ставящие под сомнение результаты идентификации.

Вот главные из расхождений:

1. Вызывает удивление упоминание в «Аннотации…» 2006 г. какого-то «деревянного реликвария», в котором якобы производилось вторичное захоронение костей Ивана Сусанина. В «Отчёте…» за 2002 г. о нём нет никаких упоминаний.

2. В «Аннотации…» названо как возможное погребение Ивана Сусанина «погребение № 13а за 2002 год» в квадратах Г, Д — 1,2. Но в соответствующем «Отчёте о раскопках…» (Ф. Р–1. Ед. хр. № 23084) погребения за таким номером вообще нет . По-видимому, номер 13а присвоен позже, уже в камеральной обстановке, когда одной из групп останков решено было придать особое значение. Можно предположить, что речь при идентификации идёт о погребении под номером 13 или по меньшей мере об одном из погребений в указанных квадратах Г, Д — 1,2. Однако в отчёте явно не показано никакого костяка, который можно было бы (пусть предположительно) связать с Иваном Сусаниным.

Под номером 13 в «Отчёте…» [618]описан не один, а по крайней мере два костяка: детский (ребёнок 7–8 лет) и фрагменты взрослого (30–35 лет, указан рост 166 см — видимо, он восстановлен по длинным костям?). Отметим, что погребения описаны, что называется, «рутинно», наряду с десятками других погребений; никакого особого внимания им не уделено, и речь о соотнесении одного из них с Иваном Сусаниным в тексте отчёта не идёт. Текст отчёта подтверждён фотографиями и чертежами. На фотографии и чертеже погребения № 13, а также на плане зачистки 7-го штыка [619], действительно, отчётливо виден скелет ребёнка, справа от которого — две длинные кости ноги взрослого человека в естественном сочленении. Вероятно, это остатки ранее существовавшей и разрушенной (при погребении ребёнка?) могилы. К таким же остаткам могут относиться разбросанные вокруг черепные крышки (не менее четырёх); их фрагменты; отдельные кости нескольких скелетов. Наконец, разрозненные кости есть на планах предыдущей и последующей зачисток указанных квадратов, что естественно для существовавшего столетиями и многократно перекопанного некрополя.

Какой была процедура выделения из всех этих останков так называемого «погребения 13а» и какие для этого имелись основания, в представленных документах не сказано. Судя по материалам «Отчёта…», усматривать среди этих останков сознательное вторичное перезахоронение нет никаких причин (в случае с ножными костями в естественном сочленении этому противоречит даже их сохранное состояние — при перезахоронениях через сколько-нибудь значительный промежуток времени все сочленения, как правило, распадаются).

3. Авторами идентификации принята дата останков в пределах конца XVI — середины XVII в., но конкретных оснований для этого не приведено. На основании материалов «Отчёта…» дату определить невозможно: вероятно, она установлена по двум обломкам крестика-тельника, но в альбоме «Отчёта…» нет ни прорисовки, ни фотографии этих находок. Общий материал некрополя не настолько ясен, чтобы дать основания для выяснения хронологического соотношение костяков ни в указанных квадратах, ни с костяками остальной части кладбища.

4. В документе С. И. Алексеева идёт речь о повреждениях черепа из «погребения 13а». Но в «Отчёте…» за 2002 г. ни один из черепов, найденных внутри и вблизи погребения № 13, не включён в специальное перечисление всех черепов с травмами, «в том числе рубленого характера» [620]. Это особенно важное замечание. Поскольку полевые археологи и антропологи, проводившие первичное обследование, не отмечают никаких повреждений черепа (черепов) при словесном описании погребения № 13 и костных останков вокруг него, вполне вероятно, что на обследованных ими костяках никаких повреждений не имелось. По-видимому, предлагаемый к идентификации череп происходит с другого , нежели указанный, участка.

«Отчёт о раскопках…» за 2002 г. не содержит информации, которая позволила бы идентифицировать «погребение № 13а за 2002 год», указанное в позднейшей «Аннотации…», ни как возможное погребение Ивана Сусанина, ни в качестве погребения какого бы то ни было конкретного, исторически известного лица вообще. Более того, складывается впечатление, что «погребение № 13а» в том виде, как оно описано в представленных документах, — просто произвольно сконструированная выборка (из лежавших в районе детского погребения № 13 костей?).

Следует иметь в виду, что непредвзятая атрибуция погребения на позднесредневековом грунтовом могильнике при полном отсутствии наземной маркировки отдельных могил объективно представляет невероятную по сложности задачу. Дело дополнительно осложняется отсутствием документальных сведений о местоположении могилы внутри некрополя или каких-либо иных свидетельств о месте и обстоятельствах совершения этого погребения.