Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Действительно, странно… до тех пор, пока не начнешь разбираться в том, что же именно строил Троцкий. И тогда выясняется, что государство, строительству которого он препятствовал, вовсе не было тем государством, которое он основывал вместе с Лениным.

О том, что собой представляли воззрения Льва Давыдовича, пишет Сергей Дмитриевский, бывший эсер, а затем крупный советский дипломат-невозвращенец. Долгое время он работал в руководстве НКИДа и хорошо знал лично всю советскую верхушку. Пишет он, может быть, излишне жестко и преувеличенно… а может быть, и нет. Возможно, это гипербола, но едва ли похоже на клевету.

«Троцкому на Россию как таковую было наплевать. Его бог на небе был Маркс, на земле — западный пролетариат, его священной целью была западная пролетарская революция. Троцкий был и есть западный империалист наизнанку: взамен культурного западного капитализма, взорвав его, он хотел иметь культурный западный пролетарский социализм. Взамен гегемонии над миром западной буржуазии — гегемонию западного пролетариата. Лицо мира должно было измениться только в том отношении, что у власти вместо буржуазии становится пролетариат. Прочая механика должна была остаться примерно прежней — то же угнетение крестьянства, та же эксплуатация колониальных народов. Словом, это была идеология западных социалистов, и разница была одна: те не имели мужества дерзать, Троцкий дерзал; те хотели только разделять власть над миром, Троцкий хотел иметь ее целиком в руках своих и избранного класса.

Россия для Троцкого была отсталой страной с преобладанием „подлого“ земледельческого населения, поэтому сама по себе на пролетарскую революцию она не была способна. Роль хвороста, разжигающего западный костер, роль пушечного мяса западной пролетарской революции — вот роль России и ее народов. Гегемоном мирового революционного движения Россия не могла быть. Как только огонь революции перебросится на „передовые“, „цивилизованные“ страны, к ним перейдет и руководство. Россия вернется в свое прежнее положение отсталой страны, на задворки цивилизованной жизни, из полуколонии культурного капитала превратится в полуколонию культурного социализма, в поставщика сырья и пушечного мяса для него, в один из объектов западной пролетарской эксплуатации, которая неизбежно должна быть, ибо иначе нет возможности сохранить для западного рабочего его привилегированное положение.

В самой России Троцкий стремился утвердить безраздельное господство рабочего класса, вернее привилегированных верхушек его. Только таким образом удастся погнать на чуждую им борьбу тупую массу деревенских рабов. Только таким образом, организовав из русского рабочего класса касту надсмотрщиков-управителей, удастся в дальнейшем подчинить русскую деревню западному паразитическому пролетариату. Отсюда враждебное отношение Троцкого к идее „рабоче-крестьянского“ государства и союза, ставка на „рабочее“ государство, на полное порабощение — как политическое, так и экономическое — городом деревни. Отсюда же, в дальнейшем, идея „сверхиндустриализации“ России: опять не в интересах России как таковой, но во имя быстрого создания в ней мощного рабочего класса-властителя…»

Для подтверждения сказанного дадим слово… самому Троцкому. Как вспоминает А. Л. Ратиев, юношей слышавший Троцкого в Курске в декабре 1918 года на собрании партактива, он говорил такие вещи:

«Каждому из вас должно быть ясно, что старые правящие классы свое искусство, свое знание, свое мастерство управлять — получили в наследство от своих дедов и прадедов… Что можем противопоставить этому мы? Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи — только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти…

Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения, — продолжает спокойным, академическим тоном оратор. — Это то, что, уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов, ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если будем им хорошо платить, они охотно приедут работать к нам…»

Вообще кто-нибудь видел хоть какие-нибудь планы Троцкого, противоречащие характеристике, которую дал ему Дмитриевский? Нам они не попадались — кроме чисто демагогических выпадов времен открытой войны со Сталиным. Но тогда, кажется, он из одного чувства противоречия стал бы и православную монархию отстаивать. Троцкий был ярко выраженным западником и, естественным образом, западники внутри страны должны были потянуться к нему.

И снова слово Дмитриевскому:

«Жизнь разбивала все идеи и все планы Троцкого. Революции на Западе не происходило. Наоборот, капитализм на Западе все больше „стабилизировался“. В то же самое время от русской революции все крепче начинало пахнуть мужицким, сермяжным духом.

Под давлением разбившей их жизни Троцкий и его группа пришли в конце концов к „ликвидаторству“: русская революция потеряла для них смысл».

Да, но оставались еще две мощнейшие побудительные причины. Первая из них — месть. С тех пор как планы Троцкого начали проваливаться — а он, и это смешно отрицать, был очень умен и прекрасно понимал, что ему мешает, — так вот с тех пор самым ненавистным человеком для этого «интернационал-большевика» стал лидер «национал-большевиков» — Сталин. Начиная с 1926―1927 годов оппозиция ведет себя как «девочка наоборот», занимая ту позицию, которая противоположна сталинской. Правительство совершает поворот на 180 градусов — поворачивается и оппозиция, даже если при этом приходится занять позицию, которую только вчера критиковали. Свалить Сталина — в этом теперь смысл жизни опального «демона революции». В том же направлении ведет его и вторая побудительная причина — жажда власти. А неудовлетворенная жажда власти имеет свойство разрастаться, постепенно превращаясь из стремления к власти ради идеи в жажду власти, как таковую, власти любой ценой.

Вернемся к Фейхтвангеру. Найдем ли мы у него подтверждение?

После тщательной проверки оказалось, что поведение, приписываемое Троцкому обвинением, не только не невероятно, но даже является единственно возможным для него поведением, соответствующим его внутреннему состоянию.