Гвидо Кнопп - История XX века в лицах

Похоже, научное заключение обоих исследователей мозга совпадало с опытом ближайшего окружения Майнхоф. Бывший муж Ульрики Майнхоф, Клаус Райнер Рель, еще в 1970 г. публично объявил, что мать его близнецов после операции на мозге стала бесчувственной и сексуально несостоятельной. Профессор доктор Рената Римек, ставшая приемной матерью Ульрики Майнхоф после ранней смерти ее родителей, начиная с 1962 г. тоже заметила у нее серьезные изменения личности. «Я пережила с ней своего рода самоотчуждение, которое могло бы стать материалом для романа Достоевского», — такой диагноз она поставила после смерти террористки. Для нее бывший приемный ребенок уже довольно давно был похож на существо «без компаса», которое «потеряло почву под ногами».

Перелом в жизни Ульрики Майнхоф не мог быть более радикальным. Будучи одаренной круглой сиротой из буржуазной семьи, она с помощью стипендии от Немецкого учебного фонда училась в Марбурге и Мюнстере. Собственно говоря, она хотела стать педагогом, как ее приемная мать, но потом планы правительства Аденауэра и особенно тогдашнего министра обороны Франца Йозефа Штрауса вызвали беспорядки среди студентов: в 1957 г. Штраус хотел снабдить недавно сформированный бундесвер атомным оружием, тогда прошло чуть больше десяти лет после Хиросимы и Нагасаки. Выдающиеся ученые от Альберта Швейцера до ведущих физиков-атомщиков выступили единым фронтом против безответственных планов гонки вооружений. Для Ульрики Майнхоф это стало моментом истины: «Мы не хотим еще раз признать себя перед Богом и людьми виновными в преступлениях против человечности». Верующая христианка занялась общественной деятельностью, организовывала демонстрации и марши протеста. Она быстро стала заметной фигурой в движении против атомной смерти.

В Гамбурге на нее обратил внимание ответственный редактор левого журнала «Конкрет» Клаус Райнер Рель. Релю удалось привлечь неприступную интеллектуалку в свой журнал в качестве обозревателя и главного редактора. Бывшая студенческая газета вследствие своей критически независимой ориентации увеличивала тиражи. Только позднее Рель признался, что финансирование его журнала годами производилось путем щедрых пожертвований из Восточного Берлина. В другой части Германии, где оба журналиста встречались с «товарищами» для бесед» Ульрика Майнхоф получила первый инструктаж по основным правилам конспирации. Там она научилась уходить от преследователей, кодировать разговоры и обнаруживать слежку. Эти знания пригодились ей в дальнейшем.

В 1961 к профессиональные отношения перешли в любовную связь. Пара обитала на вилле Бланкенез в Гамбурге. Ездили на классных машинах и проводили отпуск на острове Зильт. Одаренную красноречием молодую фрау Рель охотно принимали на вечеринках в высшем свете Гамбурга. После рождения в 1962 г. близнецов семейное счастье казалось полным. Тяжелая операция на мозге всему положила конец. Ульрика Майнхоф оставила текущую редакционную работу, но продолжала писать свои колонки.

На публике Ульрика Майнхоф оставалась независимой и воинственной журналисткой, охотно устраивавшей сражения в средствах массовой информации со своим излюбленным противником, председателем Христианско-социального союза Францем Иозефом Штраусом. Она пользовалась своей популярностью для социальных репортажей об иностранных рабочих или детях из приютов в то время, когда такие темы еще небыли популярны.

«Неоднократно мать приходила домой, облитая из полицейских водометов. В такие моменты она выглядела счастливой».

Она внимательно прослеживала возникновение студенческого движения. Когда в 1967 г. во время визита американского вице-президента Губерта Хэмфри как протест против войны во Вьетнаме в воздух полетели пудинги и на следующий день некоторые газеты осудили такую политическую вылазку как «попытку покушения с помощью бомб», Ульрика Майнхоф резко разоблачила этот вопиющий пример двойной морали.

«Следовательно, преступление не в том, что сбрасывают напалмовые бомбы на женщин, детей и стариков, а в том, что протестуют против этого… Считается невежливым целиться в политиков пудингом или творогом, а отнюдь не принимать политиков, которые велели стереть с лица земли деревни и бомбить города». Ее комментарии становились все более острыми.

Она цинично комментировала свое бессилие как журналистки: «Все уже сказано, но ничего и нигде не поняли».

В начале 1968 г. Ульрика Майнхоф переехала со своими близнецами в Западный Берлин. Браке Релем распался. В разделенном городе она искала контакты с «Внепарламентской оппозицией» против Большой коалиции в Бонне. Несмотря на ее личное знакомство с Руди Дучке, который встречался с редактором «Конкрет» у нее дома в Гамбурге, она сохранила свою позицию наблюдателя. Во-первых, она была заметно старше большинства студентов, занята на работе, а во-вторых имела двоих детей.

«Протест — это когда я сказала, что вот это и это мне не подходит.

Сопротивление — это когда я позаботилась о том, чтобы то, что мне не подходит, больше не происходило. Ответное насилие, которое было оказано в эти пасхальные дни, не может вызвать симпатии».

В апреле 1968 г. четверо молодых людей подожгли в двух франкфуртских универмагах зажигательную смесь, причинив большой материальный ущерб. Виновники, в их числе Андреас Баадер и Гудрун Энслин, были быстро схвачены. Ульрика Майнхоф посетила веселых агитаторов, бросавшихся фантиками в зале суда, в предварительном заключении. В своей статье для журнала «Конкрет» она отмежевалась от аргументации Гудрун Энслин, которая на процессе заявила: «Мы сделали это из чувства протеста против равнодушия, с которым люди смотрят на геноцид во Вьетнаме… Мы усвоили, что речи без действий — это несправедливость». Однако Ульрика Майнхоф была иного мнения: «Против поджогов вообще говорит то, что при этом могут подвергаться опасности люди, которые не должны подвергаться опасности. Против поджогов в частности говорит то, что такая атака на капиталистический мир потребления… вовсе не переворачивает все вверх дном… Поэтому получается, что то, о чем во Франкфурте ведется судебная тяжба, является делом, которое… не следует брать в качестве примера». Но в некоторых пассажах ее колонки уже слышалось оправдание преступного действия: «Прогрессивный момент поджогов универмагов заключается не в уничтожении товаров, он заключается в преступности действия, в нарушении закона». Звезда журналистики начинает задумываться о жизни в подполье.

Сочетанием политической акции и акта личной мести стали для нее весной 1969 г. захват и разгром виллы Реля в Гамбурге, которую она прежде меблировала. Во время такого «прямого действия» она требовала провести коллективизацию редакции журнала «Конкрет». Годом позже она открылась одной знакомой: «Писанина дерьмо, сейчас делается революция».