Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Вряд ли походом руководил сам Филадельф, но хвастался им он так, будто лично командовал солдатами. К тому же царь разрешил жрецам из Пифома вырезать на стеле текст, в котором в самом почтительном тоне выражалась благодарность царю за то, что тот вернул в их храм изваяния богов, украденные Камбизом.

Хотя этот герой, «умелый во владении копьем», не разделил со своими солдатами все тяготы, связанные с военным походом, следует признать, что стратегия, разработанная им для флота, была превосходна. Он продемонстрировал мощь своего флота неподалеку от побережья Малой Азии, а его действия в Палестине заставили Антиоха вступить с ним в переговоры. Из установившегося после этого мира (271 г. до н. э.) Филадельф извлек большую выгоду. Возможно, благодаря слухам его достижения стали казаться еще более значительными, и Феокрит, возможно, краснел, когда писал: «Все море и земля у несущихся рек находятся во власти Птолемея». Тем не менее под власть Египта, очевидно, перешло юго-западное побережье Малой Азии.

Перемирие было выгодно обеим сторонам конфликта, хотя Малой Азии пришлось дорого за него заплатить. Египетская администрация предпочитала более жесткие, чем прежняя селевкидская, методы управления, и подати, которые должно было платить местное население, заметно возросли. Жители территории Азии, оказавшейся под властью Птолемея, вынуждены были платить установленную им дань и содержать египетские гарнизоны, что наверняка заставило их пожалеть о смене правителя. Исчезли последние остатки их самоуправления – оставаясь в Александрии, царь контролировал каждый шаг местной администрации. Для того чтобы построить новый гимнасий, жители Галикарнаса должны были сначала получить от царя соответствующее разрешение; если в Самофракии считали необходимым контролировать экспорт зерна, им следовало убедить Филадельфа в необходимости данной меры. При этом подобные предприятия оказывались довольно дорогостоящими – правителя нужно было умилостивить, подарив ему золотые венцы, а его придворным следовало дать взятки. Иначе подобные вопросы в пользу просителей не решались.

Филадельф нуждался в короткой передышке, чтобы сделать египетскую экономику более продуктивной. Его доходы достигали 14 тысяч талантов и 150 миллионов артабов зерна, что для того времени было довольно неплохо. Но и расходы царской казны увеличивались семимильными шагами. Контроль над побережьем Красного моря, походы в Сирию и Малую Азию, развитие Александрии, содержание дорогостоящих двора и административного аппарата и покровительство писателям и философам – все это проделало в царской казне большую дыру, и Арсиноя, жена и сестра Филадельфа, посоветовала ему урезать расходы.

Экономить было можно и нужно, и одним из способов добиться этой цели стало сокращение двора. За счет царя жила целая армия тунеядцев и их семей. Количество сородичей царя, первых и вторых царских друзей, телохранителей, пажей и приближенных царицы все возрастало. Все македоняне и немалое число египтян, занимавших определенное положение в социальной иерархии, относили себя к одной из этих категорий. Поступить таким же образом следовало и с административным аппаратом, состоявшим из греков, погрязших в обмане и коррупции и нещадно обиравших крестьян. Во главе этой системы стояли диойкет (верховный казначей) и хранитель главной царской печати, которыми, сменяя друг друга еще со времен Клеомена, наместника Александра, становились греки.

Продолжить эту практику было вполне логично, но идея эллинизации всего бюрократического аппарата сверху донизу кажется менее обоснованной. Вполне возможно, что Птолемей Сотер, слишком увлекшись ведением войны, не знал о происходящем. С политикой, которой он придерживался в других сферах, лучше соотносится система, при которой эллины занимали бы только наиболее высокие должности, а их подчиненными были бы египтяне. Несомненно, Клеомен и его преемники могли настаивать на том, что, раз официальным языком в стране был греческий, то и их подчиненные должны были говорить на нем. Такого объяснения могло быть вполне достаточно. При дворе говорили на греческом, чиновники, занимавшиеся делами казны, вели свои записи на этом же языке, на нем же вели дела и составляли договоры купцы, а египтяне прикладывали к своим обращениям их перевод на греческий язык. Филадельф не мог придумать аргументы более сильные, чем этот, из-за чего царская администрация никак не могла вырваться из этого порочного круга.

Впав в отчаяние, Филадельф попытался обратить внимание на имевшиеся у него источники дохода. Подати, которые платили земледельцы, и без того уже были довольно высокими, но Аполлоний, бывший в тот период диойкетом, не сомневался, что с земли можно собирать суммы, вдвое превышавшие уже шедшие в царскую казну. Обширные неплодородные территории нуждались в улучшении, а людям, имевшим деньги, необходим был только стимул для того, чтобы организовать широкомасштабные сельскохозяйственные работы.

В теории вся земля принадлежала царю, но на практике для него обрабатывались только царские земли, занятые арендаторами, а остальные участки передавались в пользование подданным в обмен на плату, принимавшую частично натуральную, а отчасти денежную форму. Размер платы зависел от плодородия почвы, которая, в свою очередь, была обусловлена уровнем ежегодного разлива Нила. Была разработана четкая классификация орошаемой земли. К первым двух категориям относились участки, покрывавшиеся водой регулярно, затем следовали поля, находившиеся на краю разлива, и, наконец, те, где почва была слишком соленой для того, чтобы приносить урожай, позволявший вносить арендную плату.

Но средства и правильный подход к делу могли сотворить в Египте настоящее чудо, и диойкет Аполлоний убедил своего господина, что орошение и более правильный подход к системе каналов позволят ввести пустынные и заболоченные земли в сельскохозяйственный оборот. В долгих поисках людей, обладавших достаточными денежными средствами или желавших стать колонистами, не было необходимости. В Александрии было достаточно богатых купцов, готовых выгодно вложить свои средства, а в армии служило множество наемников в возрасте, желавших уйти в отставку. Способность наемников стать поселенцами вызывала определенные опасения, но так или иначе было понятно, что, уйдя из армии и осев на земле, они принесут выгоду государству, у которого появится бесплатный запас прекрасно обученных резервистов, крепко привязанных к Египту.

Аполлоний планировал предложить людям, обладавшим деньгами, неосвоенные участки земли площадью более 10 тысяч арур, а бывшим наемникам – наделы, площадь которых варьировалась от 10 до 100 арур. Государство не требовало со всех них вкладываться в строительство ирригационных сооружений и взялось за ремонт всех имевшихся каналов и водоотводов. С другой стороны, оно ожидало, что владельцы будут вкладывать средства и труд в улучшение своих земельных участков. Для того чтобы убедить наиболее нерешительных «инвесторов» рисковать сбережениями, Аполлоний взял себе неосвоенный участок земли, располагавшийся в номе Моэрис (современный Фаюм), площадь которого составляла почти 8 квадратных километров.