Эрих Керн - Измена Германии. Шпионы и саботажники против собственного отечества

Йеско фон Путткамер

Граф Генрих фон Айнзидель, который тоже предоставил себя в распоряжение Советам, так описывает в своих мемуарах «Дневник искушения» (русский перевод — «Дневник пленного немецкого летчика», «Центрполиграф», Москва, 2012 г. — прим. перев.) появление этих избранных:

«В нашу комнату вошел санитар, который доложил, что в лагерь прибыли генералы, взятые в плен под Сталинградом, а также триста офицеров из 6-й армии. Я был слишком слаб, чтобы в очередной раз изумляться тому, что еще несколько недель назад считал невозможным.

Один из моих соседей по палате с помощью ножа соскоблил с оконного стекла два сантиметра ледяной корки. С помощью товарищей мне удалось сесть, и я получил возможность наблюдать через окно за дорогой в лагерь. То, что я увидел, было одновременно зловещим и гротескным зрелищем. Широко размахивая руками, с улыбками на лице и звонким смехом генералы заселялись в отведенные им квартиры. Они сверкали наградами и моноклями, опирались на трости, отсвечивали алыми подкладками шинелей. Все они были обуты в валенки или в сапоги из лучшей кожи. И только изредка в эту величественную живописную картину попадали серые пятна и сгорбленные фигуры „старых“ обитателей лагеря, в поношенных русских или изорванных немецких мундирах и стянутыми веревкой кусками тряпок вместо обуви на ногах, с истощенными лицами и выражением безнадежности во взгляде.

Граф Генрих фон Айнзидель

Нам сказали, что этих генералов привезли в Красногорск из Сталинграда в особом поезде, в спальных вагонах с белыми простынями на кроватях. Все мы, старые заключенные, с выражением недоверия на лицах выслушивали истории об изобилии сгущенного молока, масла, икры и белого хлеба на всем их пути в лагерь. И все же некоторые из вновь прибывших, как оказалось, уже были заражены тифом.

Я бросил взгляд на груды багажа, среди которого были особые чемоданы, которые фирма „Мерседес“ специально изготавливала для старших офицеров, разъезжавших на ее автомобилях. Истощенные пленные почти падали под тяжестью этих чемоданов, когда тащили их в комнаты, где поселились генералы. Я снова упал на свою койку. Новый приступ лихорадки избавил меня от тяжелых мыслей по поводу того, что я только что видел».

Красная армия уже давно планировала создание из числа немецких военнопленных организации для подрывной пропаганды, которая должна была помочь Советам ослабить или даже сломить сопротивление немецкого солдата на Восточном фронте, который с верностью и ожесточенным упорством исполнял свой трудный солдатский долг. Теперь, после Сталинграда, Советы со всей изощренностью, а также со всей последовательностью приступили к осуществлению их плана. В то время как масса немецких солдат и офицеров из Сталинграда во время своего марша в плен и в лагерях жалко умирала от голода, с их генералами осознанно обращались крайне бережно и внимательно. У этого была совершенно определенная причина.

Йеско фон Путткамер сообщает об этом:

«Теперь нужно было решить вопрос, какие генералы готовы были сотрудничать в движении „Свободная Германия“. Уже было понятно, что среди попавших в плен офицеров нужно было создать особый союз. Хотя по этому вопросу особенно в Лунёво шли самые горячие дискуссии, так как рядовые солдатыкоммунисты не могли понять, что для офицеров снова должна была создаваться специальная часть. В Лунёво, в конце концов, этот вопрос был затем решен по указанию с русской стороны. Инициативная группа в лагере 27 с самого начала имела ясное представление о необходимости такого шага. Им было нужно только найти таких генералов, которые могли бы встать во главе такого союза офицеров.

Паулюс и двадцать два сталинградских генерала после их комфортабельной поездки на санитарном поезде только на короткое время остановились в лагере № 27, и затем после краткой промежуточной остановки их доставили в генеральский лагерь № 48. Там они сидели теперь в бывшем княжеском замке, окруженном большим парком, и проводили дни за игрой в карты и садовыми работами и иногда также за политическими дискуссиями».

В январе 1943 года «кашисты» распространили во всех лагерях воззвание

«Подготовительной комиссии для образования немецкого Национального комитета» с призывом к военнопленным образовать сильный антифашистский фронт и создать немецкий Национальный комитет. От имени подготовительной комиссии воззвание подписали коммунисты-эмигранты: Вальтер Ульбрихт, Вильгельм Пик, Эрих Вайнерт, Йоханнес Р. Бехер, Ганс Мале, и военнопленные: студент теологии Якоб Эшборн, капитан доктор Эрнст Хадерман, лейтенант Бернт фон Кюгельген и фельдфебель Герберт Штрезов.

Затем после длительной, тщательной подготовительной работы Советы 13 июля 1943 года перешли к делу. Зал заседаний местного совета города Красногорска, в котором собрались примерно 400 немецких военнопленных и коммунистов-эмигрантов, был ярко украшен черно-бело-красными знаменами. Первоначально, собственно, хотели выбрать знамя с черно-красно-золотыми цветами. Ганс Мале, как сообщал нам Вольфганг Леонгард (Леонхард) в своей книге «Революция отвергает своих детей», тем не менее, объяснил ему, что Мануильский высказался против черно-красно-золотого знамени, так как оно напомнило бы немцам о временах Веймарской республики, о годах слабости, кризисов и массовой безработицы. Черно-бело-красное знамя гораздо лучше, так как оно было бы популярнее в немецком офицерском корпусе.

Вольфганг Леонгард

Советы на учредительном собрании были представлены профессором Арнольдом и подполковником профессором Янсоном. После двухдневного предварительного обсуждения начался учредительный съезд под председательством эмигранта-коммуниста Эриха Вайнерта. Хадерман, Бредель, Хоман, Фляйшер, Хетц и Вайнерт произносили громогласные речи против Адольфа Гитлера, основные доклады были сделаны графом Генрихом фон Айнзиделем и обер-лейтенантом Франкенфельсом, который незадолго до этого под Курском перешел на сторону Красной армии.

«Сотрудничество с революционной, социалистической Россией должно быть гораздо более положительным для Германии, чем Бисмарковская дружба с жандармом Европы», патетически закончил свое выступление граф Айнзидель.