Гвидо Кнопп - История вермахта. Итоги

Это стало очевидно из протоколов прослушивания пленных генералов вермахта в Трент-парке, хотя это была не первая группа арестованных немецких генералов. Но все же мысли и разговоры военных в Трент-парке, а в 1941-м это были в большинстве своем командиры дивизий и полков, в основном крутились вокруг похода на Россию. «Эти разговоры показывают, как сильно ужас войны повлиял на людей», — объяснял историк Зенке Нейцель, который первым среди ученых провел систематический анализ материалов прослушивания, собранных британскими секретными службами. «Они, конечно, повиновались и действовали как солдаты, они не могли вырваться из системы, но они не были машинами. Они понимали, что за отвратительные вещи там происходили, и от их имени тоже, от имени вермахта. Не все, но часть заключенных Трент-парка называет эти вещи своими именами». Правда, очень скоро обнаружились противоречащие друг другу примеры обоснования, которые должны были определить характер послевоенных прений. «Еще в Трент-парке они начали с того, что переложили всю ответственность с вермахта на Гитлера лично, — писал Нейцель, — это стало уже частью легенды о „незапятнанном вермахте“. Гитлер должен был нести единоличную вину за произошедшее». Так полковник Ханс Рейманн, командовавший во время Восточного похода моторизированным стрелковым батальоном, жаловался: «Все было так хорошо. Все было так удивительно и безупречно. Но в этой чертовой России дела пошатнулись. Только два человека не понимали, что зимой в России холодно. Одним был Наполеон Бонапарт, другим — фюрер, этот дилетант в военных делах. Но так думал каждый».

О мотивации, мыслях и чувствах небольшой группы немецкой военной элиты, насчитывающей пару сотен человек, мы, естественно, знаем гораздо меньше, чем о миллионах простых солдат вермахта. Начиная с 1933 года они подвергались постоянной пропагандистской обработке. А очернение большевизма, так же как и оскорбление восточных народов, называемых славянскими нелюдями, являлись основными стереотипами пропаганды Геббельса. Учитывая это, едва ли вызывает удивление то, что в сознании многих солдат глубоко засело соответствующее представление о враге. Как утверждал американский историк Стивен Г. Фриц в исследовании «Фронтовые солдаты Гитлера» на основании полевых писем, дневников и воспоминаний, многие солдаты были зомбированы нацистской идеологией. Они действительно верили в то, что перед ними поставлена миссия — спасти Германию и Европу от большевизма и изменить мир так, как это понимал национал-социализм. «Я действительно чувствовал, что мне доверено, говоря высокими словами, выполнение „исторической задачи“, — подтверждает это Манфред Гусовиус, который уже в 1938 году добровольно пошел в танковые войска. — А без убеждения сделать что-то законное я бы никогда не смог в этом участвовать. Сегодня я, конечно, отношусь к этому очень критично».

В отношении явного величия «русского колосса» многие немцы, однако, испытывали противоречивые чувства. Они приветствовали заключение в августе 1939 года договора о дружбе между Советским Союзом и Германией, о котором антисоветская пропаганда почти ничего не упоминала и который, как тогда казалось, помог сохранить мир. Страх перед открытием второго фронта и «нападением с востока» засел в головах этих людей глубже, чем «поддерживаемое пропагандой идеологическое отвращение», констатирует историк Мар-лис Г. Штайнерт в своей книге «Война Гитлера и немецкий народ».

Хайнц Отто Фаустен тоже долгое время не мог и представить, что дело действительно примет такой серьезный оборот. Летом 1940 года его призвали, и следующей зимой он уже был отправлен в Восточную Пруссию на курсы рядовых мотопехоты. «Мы не верили, что начнется война против России, у нас же был с ними договор», — рассказывал этот уроженец Рейнской области. Однако ни он, ни его товарищи не могли закрыть глаза на мощное наступление войск вермахта. За несколько дней они сами получили приказ о наступлении в направлении границы. Они продвигались вперед ночью, не зажигая огней. Целыми днями машины и солдаты укрывались в лесах, оврагах и под кустами. Солдаты не переставали удивляться: что бы это могло значить? Слухи передавались из уст в уста: «Мы думали, что получили свободное право проезда по территории России, — рассказывал Фаустен. — Ходили слухи, что мы идем на юг, в Аравию за нефтью. Другие говорили, что мы оказываем помощь контрреволюции».

Только вечером 21 июня 1941 года, когда был обнародован приказ Гитлера по армии, с неопределенностью Фаустена и миллионов других солдат было покончено. «В этот момент началось наступление, которое по протяжению и охвату было самым большим, которое когда-либо видел мир. От Восточной Пруссии до Карпат протянулись формирования немецкого Восточного фронта. Задачей этого фронта была не только защита отдельных государств, но и защита Европы и, тем самым, всеобщее спасение. Немецкие солдаты! Вы вступаете в жестокую и ответственную борьбу. Поэтому судьба Европы, будущее немецкого рейха и существование нашего народа с этого момента переходит в ваши руки. Помоги нам, Господь, в этой борьбе». Воззвание Гитлера было его пропагандистским достижением. Искусной апелляцией к национальной гордости и культурному самосознанию, любви к отечеству и готовности к обороне. И конечно, диктатор не преминул еще раз подогреть страх своих соотечественников перед большевизмом. Хайнц Отто Фаустен, однако, вспоминает о шоке, который он и его товарищи испытали при этих словах.

При всей лжи и полуправде, густо перемешанных в этой речи, в одном Гитлер оказался прав: столь массированное наступление войск, действительно, не имело прецедентов в истории. Растянувшись более чем на 1600 километров, самая огромная и смертоносная действующая армия мира ожидала вступления в бой. Немецкие вооруженные силы насчитывали в общей сложности 3,3 миллиона человек. Солдаты имели в распоряжении свыше 600 000 машин, 3650 бронемашин, 7184 единицы оружия и 1830 самолетов, а также 625 000 лошадей. Немецкий фронт наступления делился на три отрезка. Группа армий «Север» должна была уничтожить советские соединения на Балтике и занять Ленинград. Для группы армий «Юг» предусматривалась нейтрализация Красной армии в Галиции и Западной Украине и после переправы через Днепр — наступление на Киев. Однако основной удар должен был быть нанесен к северу от Припятских болот в Белоруссии. Здесь был район боевых действий группы армий «Центр». По четырехсоткилометровому боевому рубежу надвигалась железная армия блицкрига в составе 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнца Гудериана и 3-й танковой группы генерал-полковника Германа Гота, получавшей поддержку со стороны пикирующих бомбардировщиков. С помощью этих массированных танковых и военно-воздушных сил должна была быть атакована огромная брешь между Минском, Смоленском и Москвой.