Гвидо Кнопп - История вермахта. Итоги

Казнь партизан. Югославия, 1943 г.

В апреле 1945-го, в лагере для военнопленных Трент-парка на севере Лондона два генерал-майора — Герхард Фишер и Людвиг Хайльманн сидели вместе и размышляли о прошедших военных годах. Биографии обоих офицеров не слишком отличаются друг от друга. Фишер как административный служащий служил в основном в Германии. Хайльманн, напротив, был одним из офицеров парашютно-десантных войск, отмеченных самыми высокими воинскими наградами, и боролся на Крите, в России и при Монте Кассино [77]. Их беседа снова и снова заходила о военных преступлениях вермахта. «Мы были на фронте, мы говорили: „Нас не касается то, что они делают там в тылу“. Но ведь и оттуда было видно, как они обращались с пленниками», — говорит Хайльманн. Фишер вне себя от возмущения. «Мы вели себя как дикари, а не как культурный народ», — говорит он. Хайльманн соглашается с ним: «Нам навсегда присвоено имя варваров».

Немецкие солдаты — были ли они ордой примитивных варваров? А вермахт — армией преступников, совершавшей смертельный поход по Европе? Или ответственность за преступления несут лишь некоторые одиночки? Не совершались ли самые жестокие преступления бригадами СС? И не совершались ли и другие военные преступления?

Едва ли найдется еще тема, которая в течение прошедших лет вызвала в общественности столь же противоречивые мнения, как преступления вермахта. В нем служили 17,3 миллиона мужчин — он был отражением мужского общества. Практически в каждой немецкой семье кто-то служил в его рядах. Это объясняет сильную реакцию, которую вызвала провокационная выставка Гамбургского института социальных исследований на эту тему. «Так что, дедушка также был преступником?» — впервые спрашивали себя многие немцы. Спор вокруг выставки «Преступления вермахта» показывает, как немного результатов исторических исследований проникло в общественное сознание и сколько открытых вопросов еще осталось. Таким образом, спор привел еще и к тому, что появилось огромное количество новых исследований, а у нас тем временем появляется действительно подробная картина преступлений вермахта.

В центре дискуссий всегда стояла война с Россией, та война мировоззрений, которая велась без правил и число преступлений в которой достигло нереальных размеров. Уже 30 марта 1941 года Гитлер собрал своих самых высокопоставленных командиров общевойсковых частей в новой рейхсканцелярии в Берлине и взял с них клятву приложить все усилия для достижения цели устранения «русско-азиатской опасности» на Востоке в ходе беспощадной борьбы. «Мы должны исходить из идеи солдатского товарищества. Коммунист — это сперва еще не товарищ, а потом — уже не товарищ. Речь идет об истребительной борьбе», которая должна была вестись против Красной армии, советского государства и его представителей. Каждый высокопоставленный генерал после этой речи знал, чего Гитлер ожидал от него в предстоящем походе на Россию. Возражений не было. Гитлер находился в зените своей власти. После скорой победы над Францией критики молчали, и генералитет покорно склонил головы перед, вероятно, «самым великим полководцем всех времен», который подкупал их орденами, чинами, званиями и денежными пособиями. Кроме того, все шло против коммунистического Советского Союза. Он считался оплотом невежества, угнетения, угрозы для всех консервативно-общественных ценностей. Настроения в немецкой армейской элите не могли бы быть более антибольшевистскими. Не требовалось большого искусства убеждения, чтобы уверить их в необходимости войны мировоззрений против Советского Союза.

Соответствующие приказы разрабатывались командованием вермахта (ОКW) и командованием армии (ОКН): «Указ о военной юрисдикции» от 13 мая гласил, что преступления немецких солдат против советского гражданского населения не должны подвергаться судебному преследованию. Он требовал с крайней беспощадностью учреждать немецкое господство в занятых областях и грубой силой подавлять любое сопротивление со стороны гражданского населения. Де-факто все гражданское население объявлялось вне закона. Разумеется, опасения по поводу того, что дисциплина в армии с отменой всех правил может пострадать, были напрасны. Соответствующие подразделения в командовании армии должны были обеспечивать то. что войска не будут «без надобности подстрекать к враждебным действиям или действовать с особой кровожадностью». Резни не должно было быть, и, в любом случае, действия против гражданского населения должны были совершаться по приказу офицера.

«Приказ о комиссарах» от 6 июня 1941 года приравнивал советских политработников к партизанам. От них, согласно этому документу, следовало ожидать полного ненависти, жестокого и негуманного обращения с собственными пленными. Поэтому брать их в плен было нельзя, а следовало «устранять» по приказу офицера вне непосредственной зоны боевых действий.

«Указ о военной юрисдикции» и «Приказ о комиссарах» окончательно связали вермахт с борьбой мировоззрений еще до того, как был сделан первый выстрел. Тем не менее вермахт и бригады СС имели две разные задачи. Войска и военная авиация должны были уничтожить Красную армию на поле боя, а «устранение» «еврейско-большевистской интеллигенции» и раскол коммунистического общественного порядка оставались задачей специальных оперативных групп СС и нескольких батальонов войск СС. Они больше подходили для целей национал-социалистического руководства — для убийств, нежели армия, которая еще в 1939–1940 годах протестовала против преступлений СС в Польше. Большинство генералов вермахта не проявляли особых симпатий к СС. Впрочем, они приветствовали их использование в России вне района боевых действий армии. Причем СС и вермахт отличались: для одних было характерно завышенное самомнение, для других — сословные предрассудки, — но образ врага в лице «еврейского большевизма» для них был един. Для генералов евреи тоже были часто диверсантами и террористами, а некоторые из них полагали, что если евреев казнить, это сделает глубокий тыл надежнее.

К утру 22 июня 1941 года, когда началось немецкое нападение на Советский Союз, истребительная война уже была предрешена. Все высокопоставленные военачальники получили соответствующие приказы. Враги были обозначены, методы оговорены. Разумеется, сначала необходимо было посмотреть, как война велась в реальности, как командующие армиями и группами армий пользовались данной им свободой действий. Многое можно было спланировать заранее, но динамику войны предвидеть было невозможно. Будут ли низшие чины общевойсковых частей и простые солдаты вести истребительную войну таким образом, как того ожидает от них их командование?