Амиран Урушадзе - Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону

Похожим образом сложились отношения казаков Филоновской и Березовской станиц с подполковником Семеном Курнаковым. Богатый казак получил разрешение от ничего не подозревавших соотечественников поставить мельницу в урочище Высокая Дубровка. При этом Курнаков обещал больше ничего не строить. Казаки доверились подполковнику, но в течение нескольких лет мельницу окружили сначала шесть крестьянских дворов, а спустя еще пару лет их было уже 85. Крестьяне заселили все урочище и лишили казаков сенокоса, скосив всю траву неподалеку от двух незадачливых станиц. Следом настал черед казачьего скота. Крестьяне похищали скотину, которую возвращали хозяевам только за солидное вознаграждение. Станичники жаловались и местному начальству, и войсковому атаману Иловайскому. Как нетрудно догадаться, жалобы эти оставались безответными. Подполковник Курнаков был влиятельным человеком со связями, а атаман Иловайский получал значительные барыши от подобных игр в колонизацию.

Положение крестьян-беглецов на Дону в сравнении с российскими губерниями было значительно лучше. До поры Дон не знал крепостной неволи и крестьяне могли переходить от одного владельца к другому в поисках более выгодных условий жизни. В то же время крестьяне не имели права как-либо участвовать в станичной жизни и законно влиять на действия местных казачьих властей. Поэтому многие станичные крестьяне мечтали стать казаками, нередко им это удавалось. Стать казаком крестьянину-малороссу можно было несколькими путями. Первый — принять участие в походе и показать себя годным к казачьей службе. Второй — жениться на казачке. В 1763 году приказом войскового атамана Степана Ефремова за военные заслуги в казаки был принят крестьянин Родион Носенко. В 1746 году малороссийский крестьянин Ерофей Иванов женился на казачке и просил зачисления в казаки. Его прошение было принято, кроме того, новоиспеченного казака освободили от службы на два года для налаживания домашнего быта.

Власть на Дону ему досталась по наследству. Степан Ефремов был сыном Данилы Ефремова — сильного донского атамана в 1738–1753 годах. Казалось, что Данила Ефремов сделал все, чтобы и сын Степан крепко держал в руках войсковую насеку (инсигнию власти донского атамана, которая представляла собой деревянную трость с серебряными навершием и окончанием). Казаки горой стояли за отца и сына Ефремовых, Петербург одаривал множеством милостивых знаков. Ефремовы получили украшенный бриллиантами портрет императрицы Елизаветы Петровны, а Ефремов-отец был произведен в генералы регулярной армии.

Замыслы Степана Ефремова были циклопическими. В 1765 году он ездил в Петербург с проектом административных и хозяйственных реформ на Дону. Проект предполагал усиление власти атамана, который должен был получить не только власть военную и гражданскую, но и полный контроль над местными финансами. Поперек триумфального пути Степана Ефремова встал донос наказного атамана Сидора Кирсанова и старшины Юдина, которые выдвигали обвинения во взяточничестве и запущенности судебно-административных дел.

Ефремова вызвали для объяснений в Петербург, но атаман проигнорировал столичный приказ. Вместо этого он поехал по донским станицам, а потом вернулся в Черкасск. За Ефремовым послали генерала Гаврилу Черепова. 1 октября 1772 года Черепов выступил на Войсковом круге с правительственными обвинениями против атамана Ефремова и требованием его выдачи. Казаки не поверили в обвинения и чуть было не растерзали генерала Черепова.

Месяц спустя Ефремов все же был арестован драгунским отрядом и увезен в крепость Святого Дмитрия Ростовского. Узнав об этом, казаки ринулись к ней и угрожали коменданту штурмом. Успокоить донцов смог только сам Степан Ефремов, который с крепостного вала просил казаков ничего не предпринимать и вернуться к семьям. Атаман уверял, что скоро и сам получит свободу. Но этого не случилось: Ефремова в кандалах отправили в Петербург, где он предстал перед военным судом. Суд приговорил Степана Ефремова «за все те преступления, оказавшиеся по делу по застарелой в нем гордости, упрямству, противности и ослушанию, сентенциею приговорил его, бывшего атамана Ефремова, к лишению живота, и именно повесить правильно». Императрица Екатерина II помиловала бывшего атамана и назначила ему ссылку в город Пернов (ныне эстонский портовый город Пярну). После нескольких лет ссылки Ефремова вернули в Санкт-Петербург и, возможно, разрешили бы доживать дни на Дону, но, согласно донской песне-сказке о жизни атамана, при снятии кандалов сын Данилы Ефремова произнес такую речь:

Степан Ефремов умер в столице Российской империи 15 марта 1784 года. На Дону его так и не дождалась жена Меланья Карповна. Ее, простую черкасскую торговку, Ефремов полюбил с первого взгляда, и для нее атаману было ничего не жаль. Дон не видел более роскошной свадьбы, сложилась даже поговорка — «наварили, как на Меланьину свадьбу». Но сохранилась и другая, печальная для этой истории любви поговорка: «Вот тебе и тюк на крюк, Меланья Карповна!» Как писал Алексей Карасев, эта фраза была впервые произнесена, когда Степана Ефремова взяли под арест и навсегда увезли из атаманского дома.

Со временем гражданское положение крестьян ухудшалось, появлялись незримые, но тяжелые законодательные оковы. Так, Войсковой грамотой 1776 года был введен запрет на выдачу замуж за крестьян казачьих вдов и дочерей. Появились и новые формы зависимости крестьян от донских землевладельцев. Если поначалу все ограничивалось работой крестьянина на владельческой земле, то во второй половине XVIII столетия донские помещики обложили работяг оброком — денежной рентой за пользование барской землей. По мнению историка Ивана Ревина, это привело к стремительному развитию отходничества донских крестьян, которые в поисках дополнительного заработка вынуждены были наниматься на рыбные промыслы или идти чернорабочими в города.

Большинство исследователей признает негативную роль отходничества в жизни крестьянина. Земледелец вынужден был на длительный срок оставлять свое хозяйство и семью, при этом ему, как правило, приходилось наниматься на низкооплачиваемую, но тяжелую работу. Российский историк и государственный деятель князь Николай Шаховской отмечал, что крестьянское отходничество «развивает привычку к бродячей жизни и легкое отношение к ней», а также «склонность к известному риску…».