Сергей Беляков - Весна народов [Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой]

В июне — июле 1918-го под командованием Федора Гребенко была уже двадцатитысячная армия со своей пехотой, конницей, пулеметными командами и даже артиллерией, в том числе трофейной (захваченной у немцев). На борьбу с повстанцами фельдмаршал Эйхгорн бросил две пехотные дивизии, тяжелую артиллерию и знакомую нам Баварскую кавалерийскую дивизию. Но многочисленные и хорошо вооруженные регулярные войска не сразу сумели подавить восстание: «Бои немцев в Звенигородском районе к юго-западу от Киева носят серьезный характер и связаны с потерями» [1251] Марков С. Звенигородско-таращанское восстание против германских интервентов. C. 76. , — телеграфировал в Вену австрийский посол граф Форгаш.

После ожесточенных боев повстанцев прижали к Днепру, однако Гребенко сумел переправить часть своего войска на Левобережную Украину. Сам Гребенко остался партизанить на Полтавщине, а его героические повстанцы с боями дошли до советской границы и перешли на сторону большевиков. Там их войска назовут Таращанским полком, которым будет командовать сначала соратник Гребенко Владимир Баляс, а затем Василий Боженко, один из «легендарных красных героев».

В августе 1918-го на Черниговщине положение для немцев и гетмана сложилось настолько тяжелое, что туда пришлось перебросить четыре германские дивизии [1252] Солдатенко В. Ф. Гражданская война в Украине. 1917–1920 гг. С. 225. . И это при том, что всего на Украине германских дивизий было только двадцать (17 пехотных, 3 кавалерийские) [1253] Федюшин О. С. Украинская революция. 1917–1918. С. 145. .

Если немецкий солдат в одиночку выходил из казармы, «он пропадал бесследно; часто целые отряды не возвращались в свои части, и никто не мог сказать, куда они девались, пока где-нибудь в овраге не находили их трупы» [1254] Примаков В. М. Борьба за Советскую власть на Украине. С. 192. , — вспоминал организатор червонного казачества Виталий Примаков.

К концу лета потери немецкой армии на Украине достигли 19 000, и это еще не считая потерь австрийцев на юге и юго-западе Украины [1255] При этом украинские исследователи от Павла Христюка до Валерия Солдатенко считают, что немцы сильно занизили свои потери. См.: Солдатенко В. Ф. Гражданская война в Украине. 1917–1920 гг. С. 219; Христюк П. Замітки і матеріали до історії української революції 1917–1920 рр. Т. 3. С. 127. Согласно подсчетам современных российских исследователей, Германия и Австро-Венгрия потеряли на пространстве бывшего Восточного фронта не менее 70 000 человек. Но это данные за очень большой период (с декабря 1917 по ноябрь 1918) и в них включены потери и под Псковом и Нарвой, и в Белоруссии. См.: Ланник Л. В. Цена победы: к вопросу о потерях германской армии на Востоке в 1918 году // Труды III Головинских чтений. Сб. статей. СПб: Скрипториум, 2013. С. 13. . Конечно, это несопоставимо с потерями в грандиозных сражениях на Западном фронте. За один только первый день Амьенской операции немцы потеряли 27 000 убитыми и пленными, то есть больше, чем на Украине за полгода. Но и эти, украинские, потери были вкладом в мировую войну. На Украине появился некий призрак старого Восточного фронта. Украинские повстанцы, бывшие солдаты русской армии, не клялись в своей верности Антанте, не помышляли о «союзническом долге». Однако именно они, а не белогвардейцы, нанесли германцам немалый урон и заставили держать на Украине оккупационную армию, которую Германия при других условиях могла бы перебросить на Западный фронт или на Балканы. Только в сентябре немцам все же пришлось отозвать с Украины пять пехотных дивизий. Но время было упущено.

Летом-осенью 1918-го немцы и австрийцы еще эффективно подавляли восстания, и украинцы перешли к партизанской войне. «Каждый помещик, преследовавший крестьян, и его верные слуги были на учете у партизан и ежедневно могли быть убиты. Каждый милиционер, каждый немецкий офицер были обречены партизанами на верную смерть» [1256] Аршинов П. История махновского движения. С. 48. .

В июле 1918-го на родную южную Украину, страну «широких степей и веселых сёл», вернулся из Москвы Нестор Махно. Там он встречался с Лениным и Свердловым, и они поручили товарищу Затонскому оформить для Махно фальшивый паспорт, с которым Нестор Иванович и отправился в Украинскую державу.

В родном Гуляй-Поле стоял сильный венгерский гарнизон. Дом Евдокии Матвеевны Махно, матери Нестора Ивановича, сторонники гетмана сожгли. Расстреляли помощника Махно, члена ревкома Моисея Калениченко. Расстреляли Емельяна (Омелько) Махно, одного из братьев Нестора, причем заставили самому себе выкопать могилу, а потом убили. Жена плакала, уверяла, что это не тот Махно, но спасти мужа не смогла.

Чтобы появиться в родном селе, Нестор Махно в целях конспирации вынужден был надеть женское платье, благо длинные волосы, модные тогда у анархистов, и своеобразная внешность помогали такой маскировке. Вскоре он повел агитацию на окраинах Гуляй-Поля и в окрестных деревнях. Написал письмо, которое грамотные селяне читали, переписывали и передавали друг другу (таковы были скромные возможности для «информационной войны» в тех условиях): «Товарищи, после двух с половиною месяцев моего скитания по революционной России я возвратился снова к вам, чтобы совместно заняться делом изгнания немецко-австрийских контрреволюционных армий из Украины, низвержением власти гетмана Скоропадского и недопущением на его место никакой другой власти. Общими усилиями мы займемся организацией этого великого дела. Общими усилиями займемся разрушением рабского строя, чтобы вступить самим и ввести других наших братьев на путь нового строя. Организуем его на началах свободной общественности, содержание которой позволит всему не эксплуатирующему чужого труда населению жить свободно и независимо от государства и его чиновников, хотя бы и красных, и строить всю свою социально-общественную жизнь совершенно самостоятельно у себя на местах, в своей среде. Во имя этого великого дела я поспешил возвратиться в свой родной революционный район, к вам. Так будем же работать, товарищи, во имя возрождения на нашей земле, в нашей крестьянской и рабочей среде настоящей украинской революции, которая с первых своих дней взяла здоровое направление в сторону полного уничтожения немецко-гетманской власти и ее опоры — помещиков и кулаков.

Да здравствует наше крестьянское и рабочее объединение!

Да здравствуют наши подсобные силы — бескорыстная трудовая интеллигенция!

Да здравствует Украинская Социальная Революция!

Ваш Нестор Иванович 4 июля 1918 года» [1257] Махно Н. И. Азбука анархиста. С. 349–350. .

Некоторое время Махно жил у своего дяди, в соседней деревне Терновка. Жил под чужим именем и скрывал свои взгляды так успешно, что местные селяне, бывшие красногвардейцы, заподозрили в нем гетманского шпиона. Махно пригласили в большой сарай, где собрались хлопцы и мужики. Хлопцы сидели за столом, пили пиво «и пели песни о крестьянской доле». Мужики лет тридцати-сорока занимались любимейшим тогда способом времяпрепровождения — играли в карты. Предложили выпить. Махно, чуя недоброе, отказался. Предложили в карты сыграть. Тогда Махно выступил перед селянами с речью. К сожалению, мы лишь приблизительно знаем ее содержание. В своих поздних воспоминаниях Махно избегал ярких образов, экспрессивных высказываний — беспокоился, что борьба за вольные советы, за идеалы анархизма опошлена и дискредитирована, что по прошествии времени на его соратников смотрят как на грабителей, погромщиков и убийц. Поэтому Махно старался придать своим словам литературную форму, чтобы предстать перед читателем бескомпромиссным, но, так сказать, цивилизованным бойцом. Как это у него получалось, другой вопрос. Сейчас кажется, будто писал это не легендарный герой Гражданской войны, а герой Бабеля или Зощенко.