Сергей Беляков - Весна народов [Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой]

Униатское богослужение заинтересовало и Михаила Пришвина. Священник «в малиновой шапочке, бритый, как папа», вел службу, а дьякон «тонко, умно, изящно» проповедовал о мире. Более всего удивили Пришвина проповедь и молитвы на украинском: «Первый раз услыхал законный существующий украинский язык. Чудесное „Примите, ядите“ — утешение, сложение рук священника, певчие и продолжение пения народом…» [339] Пришвин М. М. Дневники. 1914–1917. С. 108.

Идея перекрестить народ Галиции в православие была придумана русскими церковными (епископ Дионисий, архиепископ Евлогий, митрополит Антоний) и светскими (граф Владимир Бобринский, Сергей Сазонов) интеллектуалами, а также радикально настроенными неомосквофилами. Народ же большей частью различий между двумя религиями не видел.

Русские солдаты, к несказанному ужасу архиепископа Евлогия, молились и причащались в униатских храмах, вместе с униатами восклицали: «Святой Священномучениче Иосафате, моли Бога о нас» [340] Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 244. . Святой священномученик Иосафат — это Иосафат Кунцевич, которого православная церковь считала гонителем истинной веры. Он жил в начале XVII века, боролся за унию чересчур активно, и в конце концов православные жители города Витебска разорвали его на части. Но откуда это было знать простому русскому солдату?

Читатель может составить представление о религиозности жителей Западной Украины хотя бы по забавному рассказу Куприна «Запечатанные младенцы». Куприн описывает село в украинском Полесье. Там находились православная церковь и костел. Но церковь стояла заколоченной, потому что у нее не было своего священника. Народ, оставшись без пастырского окормления, потянулся в костел. Селянам понравились «музыка, благоговейная тишина, торжественность богослужения, великолепный ритуал». А догматические различия католицизма и православия были этим полещукам [341] Полещуки — украинская этнографическая группа, обитатели украинского Полесья. совершенно неизвестны. Обеспокоенная епархия наконец-то отправила в село священника, отца Анатолия. И православный поп, стараясь вернуть прихожан, ввел у себя в храме «католический обиход». «Возглас к Евангелию он читал на мотив Secula Seculorum и говорил проповеди на малороссийском языке» [342] Куприн А. И. Собр. соч.: в 6 т. Т. 4. С. 716, 717. . Так что особенного религиозного антагонизма на Западной Украине не было.

В свою очередь, украинские греко-католики не возражали, если им присылали православного священника на место бежавшего в Вену униата, лишь бы священник служил так, как им было привычно, то есть по-униатски. Тогда конфликтов не возникало. Отец Георгий спрашивал прихожан в Бродах:

«— Что ж, вы привыкли к новому священнику?

— А чего не привыкнуть?

— Да он же не похож на вашего прежнего: он с длинными волосами, бородой и в рясе.

— Так что ж? Наш як папа, а этот як Христос…» [343] Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. С. 175.

В Галиции, особенно на востоке, невдалеке от русской границы, находились сёла, где жители в самом деле хотели перейти в православие и просили прислать им православных священников. Но большинство галицких униатов искренне не понимали: зачем им менять веру? Они и без того считали себя православными, ведь греко-католический обряд мало отличается от православного. И предложение, а тем более требование сменить веру возмущало их. Еще хуже было там, где русские церковные власти или местные москвофилы решали выгнать священника и перекрестить жителей. Епископ Дионисий будто бы ездил по приходам и спрашивал священников, паписты они или нет. Если священник был папистом (греко-католиком), то следовало указание: «Тогда вот тебе два дня на размышление: если не откажешься от папы, отрешу тебя от места» [344] Там же. С. 164. . Отец Георгий узнал об этом факте из вторых рук, но вот свидетельство самого архиепископа Евлогия, который стал главным идеологом и организатором перехода униатов в православие.

Из воспоминаний о. Евлогия (Георгиевского): «…епископ Дионисий объяснил мне, что это уж второй приход, присоединившийся к православию. „А кто же священники?“ — спросил я. „Приходы возглавили братья Борецкие, родом из крестьян воссоединившегося прихода…“ „А где же униатские священники?“ — осведомился я. Сведений о них мне дать не могли. Эти священники-униаты были русофилы, лелеявшие мысль о соединении с Россией, а впоследствии, быть может, и с православием. В первом приходе был прекрасный престарелый священник. Братья Борецкие, грубые, неприятные люди, по-видимому, воспользовались моментом, чтобы, отстранив прежних батюшек, занять их место. „Первый блин-то наш комом…“ — подумал я. Епископ Дионисий предложил мне посетить сейчас же эти приходы, „…но только надо жандармов с собою взять, потому что священники ключей от храма не дают, надо будет их отобрать…“. Смотрю, молоденький жандарм тут же неподалеку вертится. Меня все это очень покоробило. Присоединение к православию мне представлялось постепенным сознательным процессом — не такими скоропалительными переходами, да еще с участием жандармов» [345] Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 237–238. .

В селе новый священник встретил архиепископа хлебом-солью. А старый священник-униат, кстати, русофил, плакал: «Я бы и сам хотел в православие, — сказал он, — но нельзя же так… сразу, надо же подумать» [346] Там же. С. 238. .

Плохо пришлось и самим православным священникам, приехавшим из России. Они оказались в чужой стране, не знали местных обычаев, традиций. Ни государство, ни церковь не выделили новым священникам достаточно средств, они, по словам отца Георгия, «вынуждены были питаться почти подаянием» [347] Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. С. 167. .

Иеромонахи-черносотенцы, привезенные из Почаевской лавры, «полуграмотные, невоспитанные, невежественные» [348] Там же. С. 167. , весьма проигрывали местным униатам, образованным и хорошо подготовленным. Как они могли поднять духовный авторитет России и русской власти? Даже генерал-губернатор Бобринский считал такую церковную политику «вредной для русского дела» и с раздражением говорил о ней. «Воссоединения» по большей части озлобляли местное население, «особенно в тех случаях, когда униатские церкви отбирались у униатов и отдавались православным, т. е. воссоединившимся» [349] Там же. С. 170–171. .

Едва ли не самым веским доводом в пользу перехода из старой веры в новую была мощь русской армии. Если Галиция станет частью православной России, то переход в православие станет делом времени. И действительно, количество приходов, перешедших в православие, увеличилось после взятия русскими войсками Перемышля, первоклассной австрийской крепости.