Елена Морозова - Робеспьер

И все же: почему именно Руссо? Возможно, что от природы склонному к меланхолии, сентиментальности и пессимизму Робеспьеру импонировала возвышенная и одновременно слезливая чувствительность Жана Жака. Ирония, насмешка, скептицизм, оптимизм и атеизм Вольтера были ему глубоко чужды. Воспитываясь в школе ораторианцев, а затем в коллеже, находящемся под патронажем короля и церкви, на стипендию, выделенную аррасским епископом, он, несмотря на упреки Пруара в отсутствии рвения в исполнении церковных обрядов (месса утром, вечерняя молитва на ночь, раз в месяц причащение), сохранил потребность в вере. Руссо предлагал гражданскую религию: без храмов, без алтарей, без обрядов, с простыми догматами («существование божества, заботливого и благодетельного; загробная жизнь; счастье праведных, наказание злых, святость общественного договора и законов»), и его предложение нашло в сердце Робеспьера живейший отклик: во время революции он попытается ввести в стране культ Верховного существа. У Руссо Робеспьер научился «нежной любви к народу», находя в «Общественном договоре» ответ на вопрос о причинах несправедливого устройства мира. Но, утверждая суверенитет народа и политическое равенство, Руссо тем не менее относил к народу отнюдь не все общество: помимо богатых он не считал народом и бедных, именуемых им «чернью, порождающей беспорядки». Впрочем, он и среднему классу не слишком доверял, полагая, что «самый лучший и самый естественный порядок» — это когда «самые мудрые управляют множеством», ибо «сам по себе народ хочет блага, но не всегда видит, в чем оно» и «нуждается в поводырях». Робеспьер, похоже, навсегда запомнил эти принципы, которые впоследствии попытался воплотить в жизнь. Неудивительно, ибо слова Руссо падали на подготовленную почву: в душе его юного ученика уже горел священный огонь свободы, вдохновлявший римских республиканцев.

Сентиментальная «Новая Элоиза» Жана Жака явила Максимилиану модель отношения с женщинами, «Эмиль» привил вкус к морализаторству. Но самое большое впечатление на Робеспьера произвела «Исповедь». «…Твоя божественная Исповедь, искренняя и отважная, эта эманация твоей чистейшей души будет воспринята потомками не столько как образец искусства, сколько как чудо добродетели», — писал в 1789 (или 1790) году Робеспьер в наброске под названием «Памяти Жана Жака Руссо». Но «Исповедь» сентиментального философа с тяжелым характером была не только достойным образцом изящной словесности; страстный, искренний монолог автора о себе являлся своего рода «эманацией души». Проповедуя искренность, Руссо оправдывал ею также и неблаговидные поступки, подводя к мысли, что степень добра и зла определяется намерениями человека, переводя, таким образом, любой конфликт в сферу морали. Чувствуя себя, подобно Руссо, несправедливо обиженным, одиноким и духовно превосходящим окружающих, Робеспьер перенял от него манеру по любому поводу говорить о себе и о своих чувствах. Зачастую кажется, что его сентиментальность, не имея иных объектов, изливалась на самого себя — как у Жана Жака. Руссо писал: «Одинокий на весь остаток жизни, поскольку лишь в себе нахожу я утешенье, надежду и мир, я не должен и не хочу заниматься ничем, кроме себя». И, по примеру учителя, его замкнутый, чуравшийся шумных компаний (из-за отсутствия хорошего платья, как пишут ряд биографов) ученик уходил в себя, не испытывая потребности ни в друзьях, ни в нежной страсти.

Новая администрация коллежа снисходительно относилась к философам и их поклонникам, ибо, как пишет Р. Дарнтон, к этому времени философы уже успокоились и, в целом довольные жизнью, рассуждали о необходимости реформ. Революционный дух переходил к образованной молодежи, не сумевшей занять достойного места в жизни из-за отсутствия благородного происхождения: именно среди нее зарождался якобинский вариант руссоизма. Беспрепятственно читая сочинения Руссо, Робеспьер, с детства уязвленный «гнетом благодеяний», также преисполнялся ненавистью к тирании, неравенству и богатству и проникался пиететом к народу, тому сакральному народу, который превозносил его учитель, «продолжавший любить людей даже против их желания».

Пишут, что, пока Руссо жил в Париже на улице Платриер, Максимилиан нередко ходил к его дому и следил за входной дверью, надеясь увидеть обожаемого учителя. В те времена кумиров просвещенной Европы можно было подкараулить, как нынче подкарауливают звезд эстрады, дабы выразить им свой восторг. Но последние полгода Руссо жил в Эрменонвиле, в поместье маркиза де Жирардена, предоставившего философу небольшой домик в прекрасном парке. И, как пишет Амель, однажды юный Робеспьер отправился в Эрменонвиль, дабы выразить дорогому учителю свои чувства. Или задать вопросы? Поделиться сомнениями? Неизвестно. Также в точности неизвестно, состоялась ли эта встреча вообще, ибо основания говорить о ней дает всего одна фраза из наброска «Памяти Жана Жака Руссо»: « Я видел тебя в твои последние дни, и память об этом служит для меня источником гордости. Я созерцал твои величественные черты; я видел отпечаток горьких чувств, с которыми ты осуждал несправедливость людей». Практически все, включая Шарлотту, упоминая об этой встрече, ссылаются на этот источник. Поэтому мы не знаем, что стоит за словами «я видел» — состоявшаяся беседа с философом или же благоговейное созерцание, как тот, опираясь на трость, медленно идет по аллее эрменонвильского парка. А может, речь идет о том, как в вечерних сумерках старый философ, возвращаясь домой, шел по улице и скрывался в парадном, где под его тяжелыми шагами долго скрипели ступени, пока он поднимался на верхний этаж, а его юный почитатель с трепетом провожал его взглядом, так и не решившись ни приблизиться, ни заговорить. Или, может, «я видел» и вовсе относится к фигурам речи?

Стипендия Робеспьера (450 ливров в год, средний доход ремесленника) предполагала получение высшего образования, так что, получив звание бакалавра, ученики могли выбрать себе один из трех университетских курсов: право, медицину или теологию. Максимилиан выбрал право, ибо решил стать адвокатом. Есть предположение, что такое решение подсказали родственники. А по словам сестры, он объяснял свой выбор желанием «защищать угнетенных от угнетателей, в суде выступать в защиту слабых против жаждущих их растоптать сильных». Воодушевленный идеями Руссо о народном суверенитете, окруженный тенями великих мужей древности, Максимилиан, по словам Э. Амеля, пребывал в возрасте, когда возвышенные идеалы воспринимаются быстрее и охотнее, а заботы о бренном отходят на второй план. И, возможно, Шарлотта была права, и брат ее действительно мечтал о некоем идеальном служении. Во всяком случае, курс юридических наук Робеспьер закончил с блеском и получил награду за успехи в обучении — 600 ливров, которые передал в пользу брата Огюстена, тоже отправленного в коллеж Людовика Великого. Заметим, что, как и старший брат, тот отлично его окончит, но сумма его наградных будет вполовину меньше.