Жан-Клод Болонь - История безбрачия и холостяков

Она требовала третьего пути для женщины, но это ни в коей мере не означало, что она вела рассеянный образ жизни. Габриэль постоянно ходила с покрывалом на голове и отдавала все свое время наукам и преподаванию. Она умерла в 72 года, окруженная почетом и незамужняя. [230] Suchon, 1700. См. также по этой теме Geffriaud Rosso, 1988, pp. 669–678.

Габриэль не была похожа на комичную Арманду из пьесы Мольера «Ученые женщины». В 1700 году она написала «Трактат о добровольном безбрачии, или Жизнь без принуждения», в котором подвела итог своему жизненному опыту. Для нее безбрачие — это прежде всего свобода («драгоценное золото свободной воли»), но жизнь в безбрачии не должна быть развратной. Монастырское воспитание, несмотря ни на что, чувствуется в Габриэль: она все время доказывает, что путь, который она избрала, выше и чище того, что она отвергла. Она считает, что незамужняя жизнь может стать школой святости скорее, чем жизнь в монастыре, так как она предполагает свободу… в выборе духовника и возможность выбрать другого, если первый не подходит. Кроме того, незамужняя женщина сама распоряжается своим имуществом, а значит, может помогать близким и делать пожертвования. Таким образом, третий путь оказывается выше, чем путь монахини.

Заметим, что для Габриэль безбрачие — это состояние любой женщины, живущей без мужа, в том числе вдовы. Более того, когда она приводит примеры особенно благочестивых одиноких женщин, то называет почти исключительно вдов.

В том мире, где женщина всегда оказывается в подчинении у кого-то: родителей, мужа, духовника, безбрачие ценно прежде всего потому, что оно предоставляет женщине свободу выбора того или иного образа жизни. «Наилучшим образом можно было бы определить Безбрачие как состояние без обременяющих обязательств, каковое открывает путь ко всем иным состояниям, пусть женщина и не пользуется этой возможностью выбора». [231] Suchon, 1700,t. I, p. 2. Следующая цитата взята из обращения к читателю, не пронумеровано.

Но еще более ценной для Габриэль представляется возможность найти в безбрачии убежище: «Оно — благодеяние Божественного Провидения, подобное существовавшим в древности Городам-Убежищам, где тот, кто по несчастью совершил ошибку и теперь подлежал наказанию, мог найти защиту от преследователей».

Мирское безбрачие, стоящее как бы между двумя твердынями нравственности — браком и монашеством, — было делом нелегким. Считалось, что женщина-немонахиня, не вышедшая замуж, ведет беспорядочную и развратную жизнь, и, чтобы отвести от себя подобные подозрения, Габриэль должна была соблюдать жесткие нравственные ограничения. В конечном счете, избирая свой «третий путь», она давала обет такой же непреложный, как брачный или монашеский, пусть принесение его и не обставлялось так же торжественно. Она осуждает тех, кто живет в безбрачии «более из прихоти, чем по зрелому размышлению, и более из стремления к распутству, чем к добродетели».

Жизнь Габриэль Сюшон стала значимой вехой в истории феминизма: она попыталась найти для одинокой женщины место в мире мужчин. Однако некоторые аспекты ее жизни выдают замешательство перед повседневной реальностью и попытки скрыться от нее. Габриэль жила с матерью, то есть не сталкивалась с необходимостью управлять собственным домом. Среди преимуществ незамужней жизни она отмечает то, что можно обходиться без слуг или очень малым их количеством, а значит, можно избежать неприятностей и огорчений, связанных с воровством, клеветой, злословием слуг. Она обладала сильным характером, позволившим победить волю родителей, монастырь, парламент, но некоторые житейские проблемы были ей не по силам.

На излете Средневековья миру явился новый образец женского безбрачия — Жанна д’Арк. Ее история стала поразительным примером того, как можно волевым действием изменить социальный статус (от пастушки к воину), половую принадлежность (она носила мужскую одежду и вела себя как мужчина) и, наконец, саму политическую ситуацию, которая была крайне неблагоприятна для Франции до вмешательства Жанны д’Арк. Это было исключительное явление, и мы не будем подробно останавливаться на нем. Тем не менее, быть может, пример Жанны д’Арк во многом изменил сознание общества: впервые женщине была предложена героическая модель поведения, сопоставимого с поведением мужчины. Не случайно после смерти Девственницы появилось множество «лже-Жанн д’Арк», подражавших ей и взявших, по примеру своего кумира, оружие в руки. [232] В. C.-F. Vergnaud-Romagnési, Mémoire sur les fausses Jeanne d’Arc , Orléans, Pagnerre, 1854 (впервые опубликованы заметки о трех воинственных женщинах, две из которых замужем). Стефани Шандле (Stéphanie Chandler, La Revue belge, 1930, I, pp. 53–63) упоминает о двух других, но не называет источники.

До появления Орлеанской Девственницы женщины-воительницы были или вдовами (Юдифь, Семирамида), или амазонками. Последние жили без мужчин, но все же рожали детей, сойдясь со случайными путниками. Девственницы довольствовались статусом святых и в крайнем случае сражались с чудовищами. Иногда они бывали проглочены чудищем и лишь потом сражались с ним изнутри (святая Марта, святая Маргарита); так управлять пищеварением чудища и вызывать несварение желудка было им сподручнее, чем разить копьем. На этом фоне девственница-воительница представлялась разящим ангелом, ее образ завораживал слиянием крайностей и становился образцом для подражания для экзальтированных незамужних девушек.

В это же время расцветает и антиматримониальная литература. С одной стороны, продолжается уже отмеченная нами линия от Цицерона и святого Иеронима. Старые демоны все еще завораживают сознание, и новые произведения, такие как «Пятнадцать радостей брака» (XV век) или «Спор неженатого мужчины с влюбленным, жалующимся на свою судьбу» (XVI век), вписываются в традиционные рамки обличения женского непостоянства и неурядиц семейной жизни.

Но появляется и другая литература, где слово берут сами женщины. В народных песнях XV–XVIII веков часто звучит тема «несчастного замужества» — жалоба на то, что отец отдал девушку замуж за недостойного человека. [233] Четыре песни, приведенные по этой теме в: Davenson, 1946, п° 62 à 65, pp. 373–380, принадлежат тому времени. В XVI веке женщины пишут книги о своей незадавшейся семейной жизни. Таковы, например, «Мучительные тревоги, из любви происходящие» (1538), где Элисенна де Крен описывает запретную любовь, вспыхнувшую у нее из-за несчастной жизни в браке, в который ее принудили вступить в 11 лет, причем до этого она ни разу не видела своего жениха. Николь Лебо в книге «Тяготы замужней женщины» (1587) восстает против мужей-тиранов.

В мужских жалобах на брак по-прежнему преобладает страх стать рогатым, однако тон их меняется. Третья книга романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» посвящена тому, как Панург ищет ответ на вопрос, будет ли он рогат в браке. Среди ответов, противоречивых и разнообразных, примечателен ответ богослова, который воздает хвалу браку, в котором нет опасности, что жена изменит мужу. Для этого следует найти себе такую супругу, которая была бы добродетельна, набожна, хорошо воспитана, не стремилась бы к светским удовольствиям и чтила божественный закон, «который строго воспрещает прелюбодеяние и повелевает прилепиться к мужу своему, его единого ублажать, ему единому служить и, после Бога, его единого любить» (пер. Н. Любимова). При этом и муж должен «обходиться с нею дружески». [234] Rabelais, «Tiers Livre», chap. 30, Œuvres , éd. J. Boulenger, Paris, Gallimard, coll. «Bibliothèque de la Pléiade», 1951, p. 460. Среди персонажей Мольера измены боятся лишь старики, ухаживающие за молодыми красавицами (Сганарель, Арнольф). Традиционная аргументация против брака принципиально изменилась: теперь уже не жена ответственна за разрушение брака, она больше не выступает как коварная обольстительница и совратительница. Жена теперь скорее жертва, лишенная знаков внимания со стороны мужа, которых она вправе ожидать в браке. Если она смиренна, она ограничивается жалобами, если более активна — мстит мужу за его спиной.