Абдуррахман аль-Джабарти - Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий. [Полная версия в 3-х томах.]

Месяц джумада ас-санийа 1224 года начался в пятницу (14.VII.1809). В этот день Диван-эфенди, 'Абдаллах Бекташ — драгоман — и шейхи собрались в доме сейида 'Омара и повели разговор относительно того, чтобы встретиться с пашой. Сейид 'Омар запротестовал и поклялся, что не пойдет к нему и не встретится с ним лицом к лицу до тех пор, пока тот не отманит введенные им новшества. При этом он заявил: «Весь народ обвиняет меня, что я заодно с пашой, утверждают, что он не осмеливается предпринять что-либо, как только по договоренности со мной. Достаточно уже того, что было. Чем больше мы ему уступаем, тем сильнее становятся гнет и насилие». Было произнесено много слов, но сейид 'Омар не согласился отправиться. Тогда они заявили, что пойдут одни, и послали за шейхом Амиром, но тот сослался на нездоровье и заявил, что он не в состоянии передвигаться или ездить. Сошлись тогда на том, что направятся к паше шейхи 'Абдаллах аш-Шаркави, ал-Махди, ал-Давахили и ал-Файйуми. Это было сделано наперекор сейиду 'Омару — он было думал, что они воздержатся из-за его запрета, считаясь с прежней договоренностью и данной клятвой.

Когда они явились к паше и стали беседовать с ним, то каждый при этом питал намерения, направленные против другого. Когда они упомянули относительно новых налогов, то паша сообщил им, что он отменит клеймение товаров, откажется от обложения земель висийа и даст указ о востребовании лишь четвертой части фа'иза. На этом сошлись, и они отправились в дом сейида 'Омара и поставили его в известность о происшедшем. Он сказал (На полях булакского издания примечание: «Слова его “сказали", “сказал" и т. п. находим во всех экземплярах, имеющихся в нашем распоряжении. Они употребляются, возможно, в смысле “нет" и “да", и т. п.») им: «И вам понравилось это? Когда [238] паша прислал предупредить меня о лишении мултазимов четвертой части фа'иза, я категорически отказался дать свое согласие на это, так как в прошлом году, когда он стал взыскивать четвертую часть фа'иза, я сказал ему: “Как бы этот год не положил начало продолжению этого и в дальнейшем". Но он заверил, что после этого года такого обложения больше не будет, что оно вызвано острой нуждой в деньгах и пусть он будет проклят и лишен милости Аллаха, если он введет это обложение на дальнейшие времена. Он дал мне обет в этом, и это вам известно, так как не было тайной для вас». Шейхи это подтвердили. «Что же касается его утверждения, что он отказался от обложения земель висийа и ризк, то это безосновательно, — вот распоряжения, разосланные по ал-Бухайре». Шейхи сказали: «Мы упомянули ему об этом, но он отрицал это, а мы настаивали, основываясь на документах о взыскании, на что он ответил, что это было обложением специально для провинции ал-Бухайра, вследствие того, что ревизоры, которым было поручено выяснить количество орошаемых и неорошаемых земель в целях установления размера обложения их земельным налогом, допустили обман и мошенничество. Если в местечке было пятьсот федданов орошаемой земли, они указывали лишь сто федданов из них, а остальные относили к числу земель ризк и висийа, и обложение ал-Бухайры последовало в наказание за их мошенничество и обман». Сейид 'Омар сказал: «Разве допустимо то, что он сделал? Не является ли просто притеснением и угнетением то, что он допустил в прошлом году? Паша заверял, что введенное им в прошлом году обложение земельных угодий, предназначенных служить источником пропитания, больше не повторит, а теперь он возобновил это и в большем размере. А вы это одобряете, подлаживаетесь к нему, не препятствуете ему в этом, и я остался единственным, кто противоречит ему, кто остался в одиночестве». Он стал их укорять в нарушении договоренности и данной ими клятвы. Собрание закончилось, мнения разошлись, все шире стало распространяться лицемерие, гнев, злоба, зависть, интриги. Днем и ночью они вели секретные переговоры. Паша же все посылал к сейиду 'Омару, требуя его к себе для переговоров и [239] обещая ему выполнить все, что тот ему посоветует. Он послал к нему своего катходу, чтобы договориться с ним по-хорошему. /98/ Тот сообщил сеййду 'Омару, что паша назначит ему по одному кошельку в день и, сверх того, даст ему единовременно триста кошельков, но сейид 'Омар не согласился. Паша же не переставал тревожиться из-за него и шпионил за ним, следил за его поведением: кто посещает его из высших военных чинов, не подстрекают ли его некоторые влиятельные лица, не переписываются ли с ним тайно и не высказывают ли перед ним свою ненависть к паше, с тем чтобы, если он склонен идти против наши, содействовать ему в победе над ним. Для сейида 'Омара эти его козни не были секретом. Он оставался непоколебим и продолжал отказываться от встречи с пашой, не хотел подчиниться ему, продолжая негодовать, а посещавшие его передавали это паше в искаженном виде, соответственно своим целям и стремлениям.

Во время всего этого случилось, что паша приказал составить петицию по поводу погашения затребованных везиром Порты четырех тысяч кошельков. В письме он упоминал, что эти суммы были израсходованы на важные дела, а именно: восемьсот кошельков на сооружение канала ал-Фир'аунийа, а еще большая сумма была истрачена на снаряжение военных экспедиций для борьбы с мамлюкскими эмирами до того, кал они подчинились, крупная сумма — на восстановление крепости и водопровода, по которому доставляется туда вода, [определенные] средства были израсходованы на прорытие каналов, а поступление мири снизилось из-за сокращения поливных площадей, засухи и тому подобного. Он послал это письмо сеййду 'Омару, чтобы тот подписал его и приложил свою печать, но тот отказался и заявил: «Что касается израсходованного им на канал, то собранные им в стране подати превышают с лихвой израсходованное им, а что касается всего прочего, то все это ложь и не имеет никакого основания. Если бы нашелся кто-либо, кто потребовал бы с него отчет за все собранное им в Египте в виде контрибуций и незаконных поборов, то для этого не хватило бы регистров». Когда возвратившиеся к паше доложили ему о сказанном, то он пришел в неописуемую ярость и [240] потребовал, чтобы сейид 'Омар явился к нему. Тот отказался, а после долгих переговоров заявил: «Что ж, если эта встреча непременно нужна, то я встречусь с ним в доме шейх ас-Садата, к нему же я не явлюсь». Когда об этом ответе сообщили паше, то он пришел в еще большую ярость и сказал: «Теперь я понял, насколько он презирает меня и издевается надо мной, что приказывает мне опуститься из моей правительственной резиденции в дома [простых] людей».

Когда настала среда, 27 джумада ас-санийа (9.VIII.1809), паша отправился в дом сына своего Ибрахим-бея — дафтардара, потребовал сюда кади и упоминавшихся шейхов и направил сейиду 'Омару своего посланца и посланца от кади с требованием прибыть для расследования, но оба посланца возвратились с сообщением, что сейид 'Омар, приняв лекарство, лишен возможности явиться в этот день. А в это время уже прибыли шейх ас-Садат ал-Вафа'ийа, шейх аш-Шаркави, и паша велел доставить шубу почета, облек в нее шейха ас-Садата, назначив его накиб ал-ашрафом. Он приказал составить фирман о высылке из Каира сейида 'Омара в тот же день. Но шейхи исходатайствовали ему отсрочку в три дня, с тем чтобы тот закончи л свои дела, и паша согласился. Затем они спросили его, не отправиться ли сейиду 'Омару в свой город Асйут, на что паша ответил, что он не отправится в Асйут, а может выбирать между Александрией и Дамиеттой. Когда весть обо всем этом дошла. до сейида 'Омара, то он сказал: «Что касается поста накиб ал-ашрафа, то я рад от него избавиться и избегнуть его, он приносил мне лишь утомление. Что же касается ссылки, то это то, что мне чрезвычайно необходимо, я рад буду избавиться от этих неприятностей. Но я хочу находиться в городе, который не подвластен паше, и если он не разрешит мне отправиться в Асйут, то пусть позволит уехать в Тур или Варрана 440». Пашу поставили об этом в известность, но он не согласился, настаивая на Дамиетте. Затем сейид 'Омар приказал начальнику стражи взять своих стражников и отправиться с ними в дом шейха ас-Садата, а сам занялся приготовлениями к отъезду.