Алексей Ракитин - Все грехи мира. Книга 1

Завершая этот пространное, но очень важное для нас отступления, посвященное историческим аналогиям американским убийствам начала XX столетия, коснёмся вопроса о количестве преступников, потенциально представляющих для нас интерес. Насколько такие люди распространены? Как много их могло быть в то время?

Интересующую нас статистику мы можем найти у упоминавшегося в этой главе судебного психиатра Сергея Познышева. Ссылаясь на личный опыт обследования 250 бандитов, совершивших тяжкие преступления, он в своей книге «Криминальная психология. Преступные типы», изданной в 1926 г., привёл следующее распределение обследованных по степени жестокости:

– 100 человек – заявили о полном равнодушии к виду крови, ран и трупов. Из их числа 33 изначально считали подобное зрелище неприятным, но привыкли к нему (на войне, в тюрьме, в процессе преступной деятельности);

– 82 бандита заявили. что «нерасположены к насилию» и телесные повреждения, кровь и раны производят на них тяжёлое впечатление;

– 24 бандита заявили, что вообще никогда не видели серьёзных телесных повреждений, ран и кровотечения. Честно говоря, подобное кажется малодостоверным, вполне возможно, что лица этой категории выбрали подобный ответ в надежде произвести на доктора положительное впечатление;

– 38 бандитов затруднились с ответом;

– 6 человек заявили, что любят насилие и равнодушны к его последствиям.

Очевидно, что интерес для нас представляют именно последние 6 человек, те, кто признаётся в любви к насилию. Именно такие преступники способны взять в руки топор и разбивать им головы женщинам и детям. Мы видим, что даже среди бандитов, т.е. преступников жестоких и толстокожих, подобных изуверов не просто меньшинство, а совсем немного, приблизительно 2,5%.

Что лишний раз подтверждает высказанную ранее аксиому: необычное преступление требует необычного преступника.

А теперь отвлечёмся от посторонних примеров и абстрактных рассуждений посмотрим, можно ли какие-то из этих выводов применить к убийствам, описанным в части I этой книги.

В этом месте важно отметить несколько неочевидных современному человеку деталей, представляющую для нас интерес. В американских реалиях начала XX столетия топор являлся широко распространенным предметом обихода. Использование печей для приготовления пищи, как и каминное отопление было распространено повсеместно, рядом с каждым из домов, явившихся местом описанных выше преступлений, имелась поленница дров. Топоры для их колки, по-видимому, хранились рядом, поскольку сложно представить, чтобы владелец дома всякий раз выносил топор из дома, а после его использования заносил обратно. Домовладения, ставшие местами совершения преступлений в большинстве описанных в этой книге случаев, располагались в малонаселенной местности и вряд ли воровство топоров являлось бичом местных жителей.

Помимо больших топоров для колки дров находили применение на кухне и топоры меньшего размера – этот момент, как представляется, особо пояснять не надо. Поэтому в любом, даже самом бедном доме, имелось по меньшей мере 2 топора – а реально больше! – причём, один из них хранился на улице.

По этой причине вопрос доступа злоумышленника к орудию совершения преступления решался очень просто – он входил в дом, взяв топор, найденный во дворе.

Важна и другая деталь. В случаях убийств, описанных в части I настоящей книги, мы видим агрессию, направленную как против белых семей, так и против чернокожих. Это очень серьёзный довод против того, что все эти преступления совершены одним и тем же лицом или группой лиц. Поскольку вывод этот может показаться кому-то неочевидным или бездоказательным, сделаем небольшое отступления и обоснуем его.

Во вступлении к книге автор неслучайно сделал акцент на том, что в Америке начала XX столетия существовало деление городских и сельских районов на условно «белые» и «цветные». Белое и чёрное (в широком смысле – «цветное») население физически проживало в разных местах и не смешивалось – этот принцип выражался ёмким и точным правилом «рядом, но не вместе». Белый злоумышленник не мог незаметно зайти в «чёрный квартал» и убить там чёрную семью. Точно также чёрный не мог разгуливать в «белом» квартале, оставаясь при этом незамеченным его жителями.

Откуда такая уверенность? Один из краеугольных принципов оперативной работы, известный любому, кто занимался поиском свидетелей и опросом населения, звучит донельзя просто: улица полна глаз. Это только на первый взгляд кажется, что улица пуста, на самом деле, если хорошенько потоптаться в квартале, обязательно можно найти кого-то, кто что-то слышал, что-то видел или что-то знает. Это правило работает в больших городах даже сейчас, а раньше, в эпоху маленьких поселений и отсутствия телевидения, данное наблюдение имело силу закона природы.

Свидетели есть даже ночью. Это только кажется, что в тёмное время суток все спят, на самом же деле очень многие люди не спят либо ещё, либо уже, либо совсем. Пожилые люди не спят потому, что у них расстроен сон, многие из них просыпаются посреди ночи и уже заснуть не могут (зато потом весь день «клюют носом»). Помимо пожилых, плохой сон наблюдается у людей, страдающих серьёзными хроническими заболеваниями, прежде всего, органов дыхания (астма, туберкулёз и пр.). Сейчас люди, страдающие расстройством сна, включают телевизор или компьютер – в начале XX столетия не существовало ни того, ни другого. Развлечения ночной поры – это смотреть в окно, хорошо, если там видно звёздное небо, его вид успокаивает. Даже если человек, страдающий бессонницей, не таращится в тёмное окно, а скажем, читает, он всё равно хорошо слышит происходящее вокруг, а потому остаётся потенциальным свидетелем.

Помимо тех, кто плохо спит или не спит вообще в силу возраста или болезненного состояния здоровья, большая категория лиц не спит вынужденно. Прежде всего, это молодые мамы. В начале XX столетия не было памперсов и искусственного вскармливания; если ребёнок мокрый или голодный, то мамочка просыпается! А если у дитяти режутся зубки или болит животик, то мамочка не ложится вообще. Наконец, кроме молодых мамаш вынужденно не спят мужчины, рано встающие на работу.

Наверное, белый мужчина мог посреди ночи пройти по улицам чёрного района и не привлечь внимания, но это скорее явилось бы исключением, нежели правилом. Опытный убийца вряд ли стал бы делать ставку на «авось!»

Вывод из всего, изложенного выше, таков: чернокожих с большой вероятностью убивали чернокожие, а белых – белые. Разумеется, мы сейчас говорим о случаях безмотивных убийств, если же имеется явный мотив, некий острый конфликт, то тогда злоумышленник, даже будучи умным и опытным, руководствуется иными соображениями и может поступать нецелесообразно, нелогично и с риском для себя.