Александр Генрици - Холера в России. Воспоминания очевидца

По инструкции я должен был по возвращении в Тамбов представить генералу Муравьеву список: 1) умерших от холеры в партиях за время их следования, 2) найденных больными холерой, как и оставленных по причине этой болезни на пути, 3) список найденных мною с расстройствами пищевых путей, и в особенности страдающих холериною, и из них особо тех, которых я назначил оставить по дороге, и тех, которым дозволил следовать с партией дальше, на подводах либо пешком. Я был обязан показать приблизительно, в каком числе я ожидаю заболевания холерою в каждой партии из найденных мною уже с расстройством пищеварения, – а затем при вступлении каждой из этих партий в город я обязан был ее осмотреть и отделить подозрительных больных для отправления их в приказ общественного призрения. От меня требовали правильного предсказания касательно ожидаемого развития холеры и вообще услуг диагноста. Поэтому я и старался подмечать те явления, которые мне бросились в глаза как отличительные для холерного процесса. При этом нельзя не сказать, что мне велено было в деревнях, через которые я проезжал, осведомляться о том, нет ли в них холерных больных, и, если понадобится, снабжать их жителей советами и нужными снадобьями. Поэтому в одной из ближайших деревень (Малой Талинке) я остановился у двора старосты. Так как мой ямщик был родом из этой деревни, то я его и послал в дом старосты, набитый народом, чтобы его оттуда вызвать и расспросить. Староста минуты через две вышел ко мне по-воскресному – навеселе и спросил, что это я развожу в ящиках? Когда я ему все объяснил, он мне ответил, что в этой деревне напасти никакой нет, но говорят, что где-то по соседству она водится. Заметив, что из этого же дома повысыпало людей, а некоторые из них стали ломать дреколья из забора, я велел всем трем тройкам трогать. Две первые тронулись, но мой ямщик остался на месте. Поэтому, столкнув его с телеги, я сам взял вожжи и ускакал, так что полетевшие в воздух дреколья меня не догнали. Отъехав сажень 200, я остановился и взял бежавшего сзади ямщика. После этого в других деревнях я делал расспросы у жителей только тогда, когда встречал в них партии либо их квартирьеров.

Первую партии я встретил за 18 верст от Тамбова и в ней нашел 22 человека, страдавших поносами. Из них у четверых живот был неумеренно подтянут, на ощупь не упругий и не мягкий, а (как бы отличительный признак продромальных поносов или холерины) представлял плотность сплошной, глинистой массы. Отсутствие при перкуссии всякого подобия тимпанического звука ясно говорило в пользу прекратившегося в животе образования и присутствия газов. При ощупывании живот не болящий и не чувствительный, все больные на ногах, отвечают голосом, хотя не сиплым, но сжатым, несколько глухим – и все ответы делаются апатично, монотонно, на одну ноту. Все они говорят, что при испражнении низом, без боли, но с сильным позывом, струя жидких испражнений выбрасывается быстро и непрерывно, по их словам, «как с гвоздя», и только по разу, без повторения. При этом я лично убедился, что при послаблении быстрая струя была совершенно беззвучна, без испущения ветров во время или же после испражнения; обильная струя моментально прекращалась. У трех из них были еще фекальные испражнения, у четвертого рисовидные. Отрыжек и тошноты не случалось. У одного больного была только рвота, тоже без предварительной тошноты, но еще горьковатою массою. Как при рвоте, так и при поносе с напором выбрасываемая струя горяча, причем облегчается чувство жжения под ложечкою, а при испражнении низом ощущается мимолетный, но сильный жар в прямой кишке. Мочеотделения в момент испражнения не бывает, а оно следует за ним – и в весьма малом количестве, производя ощущение жара. Струя выделяемой мочи бывает прерывистая, иногда по несколько капель за раз, и требует усилия. Лица у всех осунувшиеся, взгляд равнодушный, стоячий, неохотно фиксирующий предметы; глаза несколько запавшие, с расширенными зрачками, но без синих кругов, скулы сравнительно означившиеся, нос заострившийся, его крылья опавшие, неподвижны. Нос на ощупь холодный; губы со слабым, синеватым оттенком, бледные. Язык тонкий, довольно широкий, плоский, высовываясь, продвигается по самому дну рта, причем корень и средина его не образуют, как обыкновенно, при высовывании выпуклости, или хребта, а западают, весь язык при этом представляет слабую, ложкообразную выемку; язык синеватый, особенно на конце, на ощупь холодный до средины, дрожащий, чистый и не сухой. Больные, при требовании моем плюнуть на пол, не находят для этого достаточно слюны во рту: кисть руки холодная, слегка синеватая, как и ноги; пульс ползучий, длинный, редкий, довольно малый и мягкий. Жажда небольшая, но большой позыв на холодное питье; аппетита по-настоящему не имеют, но отвращения от пищи нет, так что, по их словам, немного едят, смотря на других. Вот какими признаками отличались четыре поносных, которые считались в партии не больными, а так себе, недомогающими и наравне со здоровыми своими товарищами свершали еще все походные требы. У прочих 18 были заметны то тот, то другой из высчитанных выше признаков, но порознь. Выдаваясь один больше другого, и почти ни в одном они не составляли такой совокупности и полной картины отличий, как у описанных четырех, которых я нарочно отобрал для личных наблюдений в течение более шести часов моего пребывания в партии. В течение жизни мне неоднократно приходилось как проверять описанную картину продромальных поносов, или холерины, так и ею пользоваться для дифференциального диагноза от всяких страданий желудочно-кишечного канала не холерного свойства.

Другую партию я встретил еще дальше от Тамбова; она следовала из-за Казани. На дороге она оставила двух заболевших холерою, а двух потеряла; в ней я нашел только семь человек, одержимых поносом; все они носили на себе признаки вышеописанных угнетения и атонии безо всяких следов реакции, свойственных гастрическим страданиям. Почти все семь человек страдали третий день и захворали в день оставления партиею двух холерных в ночлежной деревне на попечении деревенского священника и старосты. На обратном пути в Тамбов я нагнал еще одну партию, следовавшую другим трактом и потому мною пропущенную. Она была уже в 40 верстах от города. Я в ней нашел 13 поносных с коликами, с гастрическими и реактивными явлениями. Некоторые из них жаловались на тошноту, которая большею частью встречалась при обложенном языке, сухости рта и несколько вздутом животе. Всех их я оставил до поправления в большой деревне на довольно возвышенном и песчаном грунте и рекомендовал не давать им деревенского кваса, а вместо воды употреблять липовый либо мятный настой, либо, при их поправлении, самый слабый лимонад из соляной кислоты, особенно тем, которые имели тошноты. Внутрь давался сначала раствор двууглекислого натра; одному, имевшему колики, дал ложку клещевинного масла, а двум, имевшим гастрическую реакцию с головными болями, – риверово питье 23. Всем назначил в пищу куриный суп и белый хлеб, какой нашли на месте.