Василий Цветков - Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Таким образом, ни проекту Руднева, ни планам Старка не удалось осуществиться и они остались лишь в качестве показательных примеров политико-правовых предположений белой власти в последний период истории Белого движения в России.

Важно иметь в виду заинтересованность Японии в установлении выгодных для себя экономических и территориальных условий на Дальнем Востоке. Их план поддержки белой власти в Камчатской области мог получить одобрение если не официальной Японии, то хотя бы немалой части военной и политической элиты «страны Восходящего солнца». Условия вывода японских войск из Приморья регламентировались Чачуньской конференцией, но Камчатка под данные условия эвакуации формально не подпадала. Это давало определенную «свободу рук» японским военно-политическим структурам в отношении данного региона.

Показательна также и позиция Японии в отношении Северного Сахалина. В 1919–1920 гг. здесь действовала российская администрация, подчиненная Российскому правительству адмирала Колчака. Интересный факт: бывший губернатор Сахалинской области и Николаевска-на-Амуре района Д. Д. Григорьев (1910–1916 гг.) обратился к посланнику Российского правительства в Лондоне К. Д. Набокову с просьбой о своем «назначении на Дальневосточный пост». В своем письме от 5 февраля 1919 г. он, в частности, писал, что собрал достаточно большой объем информации об отношении Японии к России, о ее намерениях на Дальнем Востоке. Григорьев подчеркивал свои конституционные взгляды, отмечая, что его отставка в 1916 г. была связана именно с его обращениями в МВД о необходимости политических реформ.

После революционных событий 1917 г. Григорьев «не отказался от своих убеждений, считая красных такими же врагами России, как и «гнилую власть недалекого царя». Оказавшись в Лондоне, бывший сахалинский губернатор «предлагал свои услуги Колчаку и его Правительству», ссылаясь на свой «колоссальный опыт работы в Сахалинском регионе и огромное желание послужить России», которая «должна зажить хорошо и справедливо, сильной, конституционной» [1225] ГА РФ. Ф. 4648. Оп.1. Д. 6. Лл. 1–3. .

Опыт Григорьева мог оказаться востребованным после 1920 г., когда он вместе с японским десантом, высадившимся на острове в конце апреля (по условиям т. н. ультиматума по поводу «инцидента в Николаевске-на-Амуре», о чем писалось ранее), активно выступал за создание на острове автономного государства под протекторатом Японии. Но японская администрация объявила Северный Сахалин фактически оккупированной территорией. В северной части острова вводилось японское военно-гражданское управление, российское законодательство было объявлено недействительным, и местные учреждения передали свои полномочия японской администрации. Местные населенные пункты получили японские наименования. Пребывание японских войск оказалась здесь самым длительным из всех на территориях бывшей Российской Империи, и только в мае 1925 г., по условиям Пекинского договора, Япония вывела их с острова, и был установлен статус Северного Сахалина как территории РСФСР.

Но если Охотско-Камчасткий край был в расчетах белой приморской власти территорией, где вполне могли бы осуществиться приспособленные для новых условий нормы дореволюционного законодательства, то Якутская область оставалась для Владивостока в значительной степени территорией «неизвестной» в политико-правовом отношении. Поэтому утверждать о том, какая именно модель власти здесь сложилась бы в случае успешного развития боевых действий отрядов генерала Пепеляева, – можно с большой долей условности.

«Схема» вхождения Якутии в «орбиту» политического влияния Временного Приамурского Правительства практически полностью повторяла ситуацию, сложившуюся до этого в отношении Охотско-Камчатского края. Так же как и в случае с Камчаткой, Владивосток первоначально установил контакты с представителями местного антибольшевистского движения. По воспоминаниям организатора Крестьянского Трудового Союза, члена Народного Собрания от группы «Демократический Союз» Г. П. Грачева, «весной 1922 г. из Якутской области во Владивосток приехали Петр Александрович Куликовский и якут Попов. Немногим близким людям они сказали, что являются представителями населения Якутии и что Съезд представителей восставшего населения против коммунистов уполномочил их закупить оружие и навербовать добровольцев, – военных руководителей отрядами партизан Якутской области. Чтобы создать легальные условия для выполнения своей миссии и рассчитывая на помощь бывшего в то время во Владивостоке Правительства Меркуловых, Куликовский предъявил свои полномочия председателю Правительства С. Д. Меркулову…».

П. А. Куликовский действительно был довольно значимым общественным авторитетом для Якутии (как, например, Пурин для Камчатки), известным просветителем, убежденным сторонником демократических начал в управлении и самоуправлении. Бывший ссыльнопоселенец, освобожденный после февраля 1917 г., он был членом Сибирской Областной Думы от Якутского Совета крестьянских депутатов, но в условиях начавшейся гражданской войны стал сторонником твердой военной власти, способной эффективно «противостоять большевизму». В конце 1918 г., войдя в состав т. н. Омского блока, он обеспечивал общественно-политическую поддержку Российского правительства адмирала Колчака. В. М. Попов, как и Куликовский, также входил в состав Сибирской Областной Думы от Якутского Совета крестьянских депутатов и представлял интересы местной «крестьянской общественности».

Печать «демократии» для якутских политиков была более чем характерна, хотя следует отметить, что в начавшемся в крае с сентября 1921 г. повстанческом движении заметное влияние имели бывшие офицеры армии Колчака (командование Якутской народной армией осуществлял корнет М. Я. Коробейников). Позднее, в статье «Якутская героическая эпопея», опубликованной в газете «Русская армия», особо отмечалось, что «пассивное сопротивление» якутов нуждалось во внешнем «толчке», который и смогла дать т. н. восьмерка русских, из которых выделялись «корнет Коробейников, попавший в плен к красным и бежавший от них из Иркутска, Семенов, учительствовавший в Якутской области, и подполковник Овечкин, служивший ранее в 30-м Аскинском полку 8-й Камской дивизии, приехавший в свое время с армией в Приморье и отсюда перебравшийся в Якутскую область. Все они в настоящее время командуют отдельными отрядами, составляющими Якутскую белоповстанческую армию».

Показательным примером взаимодействия местного повстанчества с Белым движением стала история создания и деятельность повстанческого отряда под командованием бывшего начальника штаба отдельной Волжской кавалерийской бригады генерал-майора К. П. Нечаева полковника В. Л. Дуганова. В начале весны 1921 г. Дуганов, очевидно, взаимодействовал со структурами Азиатской дивизии барона Унгерна, координируя работу антибольшевистского подпольного центра в г. Маймачен (Монголия). В мае 1921 г. он был арестован и отправлен в Иркутскую губернскую тюрьму, в которой содержались арестованные сподвижники адмирала Колчака (ранее, как известно, здесь находились сам Колчак и его премьер Пепеляев). Дуганову удалось совершить побег из тюрьмы и, оказавшись в Забайкалье, он создал небольшую боевую группу, вошедшую позднее в состав бурятского повстанческого отряда под командованием супругов А.П. и А. Г. Черепановых. В 1922 г. Дуганов действовал уже самостоятельно и в июне вышел на соединение с отрядами якутских повстанцев в Чурапче. Заявив о своем подчинении Коробейникову, Дуганов к осени 1922 г. отошел к Аяну и впоследствии взаимодействовал с Сибирской дружиной генерала Пепеляева [1226] Русская армия. Владивосток. № 181, 4 октября 1922 г.; Новиков П. А. Одиссея полковника Валентина Дуганова // Белая Гвардия, № 5, 2001, с. 91–92. .