Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Правда, в немецких кругах рассматривался вариант возведения на Престол других представителей Дома Романовых. В случае отказа Николая II и Михаила Александровича «принять трон» следовало сделать «соответствующие предложения Великим Князьям Владимировичам». Помимо этого существовал также вариант принятия Престола Марией Феодоровной и затем Великим Князем Димитрием Павловичем (38).

Причину поддержки монархического движения германцами командующий австро-венгерской армией на Украине Краус объяснял тем, что «характеру пруссаков абсолютно противоречит поддержка социально-революционного направления. Немец по своей природе и воспитанию стремится во что бы то ни стало воспрепятствовать тому, чтобы на границах Германии возникло социально-революционное государство; пруссаку русский монархист симпатичнее, чем украинский революционер».

Однако нельзя забывать и о разнице в оценках перспектив восстановления монархии у дипломатического и военного ведомств Германии. Если военные, не исключая самого фельдмаршала Эйхгорна, в целом сочувственно относились к идее поддержки российских правых, то этого нельзя было сказать о дипломатах, опасавшихся как угрозы договорам, заключенным с Советской Россией, так и самого восстановления монархической власти. В августе 1918 г. Вильгельм II лично встречался с Гетманом, а глава украинского МИД Дорошенко заявил тогда о «самостоятельности Украины на национально-украинской основе, при теснейшем политическом, экономическом и культурном союзе с Германской Империей» (39).

Мирбах на встречах с представителями правых подпольных объединений в Москве выдвигал главным условием сотрудничества предоставление преимущественных прав немецким концессиям и признание независимости Украины, Белоруссии, Прибалтики и Кавказа. После этого контакты с ним прекратились, а сотрудничество Милюкова с генералом Алексеевым и представителями Добрармии стало сугубо консультативным. Немецкая же «поддержка» антибольшевистского подполья была двоякой: говоря о возможности свержения советской власти, военные и сотрудники дипмиссий бдительно следили, чтобы подпольщики не «перешли к Антанте» – в этом случае их выдавали ЧК. А после подписания с Наркоматом иностранных дел дополнительного соглашения к Брестскому договору (27 августа 1918 г.) германская сторона прямо заверила советских представителей о своем противодействии всем связанным «с армией Алексеева» организациям (40).

Давление на Германию, а через нее – на Скоропадского оказывалось также со стороны советского посла в Киеве X. Г. Раковского, требовавшего прекратить любую поддержку антибольшевистских организаций на территории Украины согласно условиям Брестского договора. Таким образом, расчеты на восстановление монархии Российской при помощи монархии Германской становились несостоятельными.

«Германская ориентация» находила сторонников даже среди ближайших сподвижников генерала Алексеева. Отправившийся в Ростов-на-Дону летом 1918 г. бывший заведующий финансовым отделом Добрармии Богданов пытался убедить Верховного Руководителя в тактической целесообразности сотрудничества с немцами, важности получения от них вооружения, боевого снаряжения и продовольствия. Помимо этого, Добрармия получала бы пропуск через территорию Украины для последующего наступления на Москву, освободить которую в 1918 г. было гораздо легче, чем в 1919 г. Характерен ответ Алексеева Богданову: «Многое из того, что Вы пишите, правильно. При соглашении с немцами мы могли бы быстро и значительно продвинуться вперед, но это невозможно психологически: наше офицерство воспитано в ненависти к немцам» (41).

Военные структуры всероссийского значения оказались гораздо более способными к организации и объединению в сравнении с различными политическими группами. Среди них выделялись Центры Добровольческой армии, призванные не только отправлять пополнения на Кубань, но и аккумулировать местные политические силы, стремящиеся к продолжению борьбы с Германией и сотрудничеству с Белым движением. На территории Украинской Державы действовали Киевский, Харьковский, Одесский («перворазрядные»), а также Екатеринославский и Таганрогский («второразрядные») Центры (42). Финансирование этих Центров из казны Добрармии было затруднено как по причине скудости бюджета последней, так и по причине того, что в условиях немецкой оккупации Украины это могло стать обвинением в сотрудничестве с «враждебными Германии силами». При восстановленной на Украине в 1918 г. банковской системе предпочтение отдавалось легальному получению средств через банковские переводы и прямым взносам наличными, что предполагало определенные контакты между военными и деловыми кругами. Как требовала «Инструкция», начальник должен был «пополнять суммы Центра из местных средств путем подписных листов, сборов, пожертвований, устройства праздничных дней и т. п.». Для «правового» обеспечения своей деятельности Центры нередко «прикрывались» легальными организациями, получавшими право сбора средств для своей работы и открывавшими расчетные счета. Показательна в этом отношении работа Харьковского Центра. Его начальник, полковник Б. А. Штейфон, зарегистрировал Союз георгиевских кавалеров, имевший собственные помещения в бывшем офицерском собрании и свой счет в банке, на который периодически поступали средства от Союза горнопромышленников Юга России. Своеобразно были организованы военные поставки в Добровольческую армию. По договоренности с железнодорожными служащими вагоны с приобретенным Центром имуществом (от подков и медицинских бинтов до снарядов и гранат) прицеплялись к поездам, везущим грузы в Ростов по заказам Донского войскового правительства. Оттуда они направлялись уже в Екатеринодар, якобы для Кубанского войскового правительства, а фактически – для Добрармии. На аэродроме в Славянске работало «Общество воздухоплавания», приобретавшее самолеты, «перелетавшие» осенью 1918 г. на Кубань. Примером удачного сочетания военных и политических задач могла служить также работа Киевского Центра (43).

Киевский, Харьковский и Одесский Центры руководствовались директивами из Екатеринодара и были включены в состав Добровольческой армии. И хотя на практике «инспекторские поездки» на Украину были не часты (весной 1918 г. в Киев и Одессу приезжал генерал Лукомский, а летом в Киев прибыл начальник разведывательного отделения Добровольческой армии полковник Ряснянский), Центры окончательно стали структурными единицами Белого движения, а в условиях осени 1918 г., после окончания немецкой оккупации и продвижения на Украину войск УНР, оказывались нередко единственными боевыми группами, сопротивлявшимися петлюровцам и местным большевикам (44).