Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

В отношении Латвии предполагалось провести принцип областной автономии. Комитет Ниедры признал условия Совета, согласно которым Латвия оставалась в составе России, получая «внутреннюю автономию», за исключением железных дорог, таможни, портов, почты и телеграфа, а также лесов и «казенных земель». Ниедра в особом «меморандуме» последовательно излагал позицию реституции прав собственности в отношении имущества Российской Империи. «Хорошие казенные леса», «казенные имения», «казенные земельные участки», с точки зрения пастора, не могли считаться имуществом «провозглашенной Ульманисом и Народным Советом (латвийским предпарламентом. – В.Ц.) свободной и самостоятельной Латвии», а исключительно – «российским имуществом», которое лишь «временно покинуто собственником» и «может быть использовано на нужды русского государства», представителями которого и являлись деятели Совета при командующем ЗДА. Частной собственностью казенное имущество быть не могло. Поэтому (по мнению штаб-офицера для поручений при командующем ЗДА штабс-капитана Таракус-Таракузио) «если смотреть на правительство Латвии, вследствие непризнания его пока конференцией держав Согласия, как на узурпаторов власти, то означенное казенное имущество можно требовать передать в ведение русских властей» и «свое требование поддержать военной силой». По мнению Ниедры, Латвия могла стать «базой русского войска», ведущего «борьбу с большевиками», а латвийская автономия признавалась «желательной» в отношении: «Церкви, суда, школы, полиции, аграрного вопроса, самоуправления на земских началах, основой которого считается имущее крестьянство». Эволюция позиции Ниедры показательна, если учесть, что в апреле он выступал за «создание независимого Латвийского государства» (16).

Однако реальное положение Прибалтийских республик летом – осенью 1919 г. все же отличалось от положения других «государственных новообразований», которые предполагалось включить в систему «областничества», создаваемую белыми правительствами. Здесь действовала своя система управления, включавшая все три «ветви власти» и совершенно не намеревавшаяся «подчиняться» Совету при командующем ЗДА. Социал-демократические депутаты Народного Совета заявляли о грозящей «русско-германской реакции», гораздо более опасной, чем Советская Россия, с которой следовало бы «заключить мир». В итоге латвийский предпарламент признал необходимым не только «немедленно» заключить военно-политические соглашения с Эстонией и Литвой», но и подготовиться к «общим действиям армий трех государств в войне против общего врага (ЗДА. – В.Ц.)», а также «радикально изменить всю внутреннюю политику и поставить ее на демократических началах» (17).

Первоначально отношение к Латвии со стороны руководства ЗДА было нейтральным. Бермондт в своем «Воззвании к народу Латвии», подписанном в Митаве 26 июля 1919 г., заявлял, что «русское войско поможет создать в Латвии порядок и спокойствие… под защитой русского войска латышское крестьянство в состоянии будет привести себя в порядок, возобновить свою общественную жизнь и восстановить самоуправление». Эти заявления вполне согласовывались с совместным участием частей ЗДА и латвийской армии в боях против красных латышских войск в начале 1919 г. Однако вскоре позиция Бермондта изменилась. После разрыва с Юденичем Бермондт попытался уже непосредственно осуществить военно-политическое руководство в крае. 20 сентября 1919 г. в Митаве им было выпущено новое воззвание «Всем жителям», в котором он задним числом заявлял, что еще 21 августа стал «представителем русской государственной власти, приняв на себя защиту и управление латвийской области». В этом воззвании полностью игнорировалось существовавшее правительство Латвии, да и сам факт ее независимости отрицался. Главнокомандующий ЗДА призывал латышей «подчиниться всем мною созданным и создаваемым учреждениям, памятуя, что российская государственная власть в этой области прилагала постоянно все усилия для устройства благополучия края». Воззвание завершалось характерным обещанием Бермондта: «В находящихся под моим управлением областях Латвии я все подготовлю для самоопределения населения по его желанию». В октябре 1919 г. Бермондт, заявляя о своих политических устремлениях в отношении Прибалтики, апеллировал и к историческому прошлому («интересы России не допускают отторжения Прибалтики, дающей России выход к морю и интересы которой издавна связаны с Великой Россией»; «великий Император Петр I русскою кровью проложил себе выход к морю и этим создал из России великую европейскую державу»), и к отсутствию легитимности правительства Ульманиса («я спрашиваю тебя, латышский народ… что дали тебе твои новые вожди? Реквизиции, подати, деньги, не имеющие цены, мобилизацию, голод и холод»; «опомнись, латышский народ… Россия великодушна и простит сбившихся с пути сынов, если же ты сам не пожелаешь мира, то Россия найдет средства заставить тебя подчиниться справедливым ее требованиям») (18).

Таким образом, суверенитет Латвии не признавался военно-политическим руководством ЗДА. И хотя для этого использовался, в частности, тезис об отсутствии «международного признания» Прибалтийских республик, подобное отношение к латвийской государственности не могло привлечь симпатий к ЗДА ни со стороны Антанты, ни тем более со стороны латышских военных и политиков. Конфликт ЗДА с латвийским правительством становился неизбежным. При этом следует отметить, что в тексте упоминавшейся выше «Политической программы» ЗДА не содержалось никакого намека на игнорирование суверенитета Прибалтики. Напротив, в 3-м пункте говорилось о «признании всех (именно так. – В.Ц.) образовавшихся на территории России государств, борющихся с большевиками», а «отношения этих государств к России» должен будет «установить Земский Собор». Естественная для ЗДА оговорка делалась в отношении Германии: «К германскому народу мы относимся с чувством благодарности за его материальную помощь по снабжению Армии оружием, обмундированием, веря, что этнографическое положение и общность политических и экономических интересов обоих государств сблизят оба народа для обоюдного развития мирного труда и взаимного благополучия». 4-й пункт объяснял специфический «русско-немецкий» состав ЗДА: «Армия формируется исключительно на добровольческих началах без различия подданства и национальностей – будь то француз, латыш, немец, поляк, еврей и т. д.» (19).

С началом наступления на Петроград, когда каждый боец был для Северо-Западной армии «на счету», продолжение «формирования» ЗДА в Курляндии и Литве считалось «непозволительной роскошью». После начавшегося наступления и блокады Антантой границ Германии, откуда в Курляндию поступало снаряжение, никаких оправданий «незавершенности формирования» быть уже не могло. 45-тысячная группировка в Курляндии признавалась Юденичем крайне необходимой для успеха «похода на Петроград», несмотря на то, что около 40 тысяч из ее состава составляли германские добровольцы, не собиравшиеся подчиняться командованию Северо-Западного фронта. Самостоятельное наступление ЗДА на двинском направлении Юденич правильным не считал, хотя еще 3 сентября 1919 г. Десино сообщал Бермондту, что Юденич согласен с необходимостью «скорейшего наступления на Двинск и Режицу в полном согласовании с Великобританской миссией» (то есть по плану 26 августа). Но одновременно с этим Юденич требовал незамедлительной эвакуации всех русских подразделений, не входящих в ЗДА, на «Нарвский фронт». 5 сентября 1919 г. Десино передал Бермондту «телеграфное приказание» Юденича: «Немедленно отправить по железной дороге в Нарву, при содействии английских властей, всех офицеров и нижних чинов… прекратить пропаганду о непосылке пополнений в Северо-Западную армию. Такие Ваши действия приносят огромный вред борьбе с большевиками» (20). 20 сентября Юденич телеграфировал, что «наступление на Двинск невозможно», и приказал Бермондту – через посредство британской миссии – «послать всех русских офицеров и солдат в Нарву». Но командующий ЗДА по-прежнему был убежден в возможности самостоятельных действий, придавая им стратегическое значение в перспективе движения через Двинск, но уже не на соединение с Сибирской армией, как об этом сообщалось в докладе Колчаку 14 августа, а по линии Двинск – Полоцк – Смоленск – Москва. Данное направление наступления ЗДА Юденич оценил как еще более авантюрное, поскольку оно проходило по самому центру Советской России и могло завершиться лишь полной гибелью армии. В ответ Юденичу был послан рапорт, в котором снова говорилось о необходимости наступления на Двинск, с перспективой возможного объединения с правым флангом Северо-Западной армии. Отказ от отправки под Нарву Бермондт при этом мотивировал тем, что ему «невероятно тяжело и трудно убедить всех чинов армии оставить этот план» (21).