Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

В преддверии ожидаемого окончания Первой мировой войны с запросом о едином представительстве на предполагаемой мирной конференции 12 октября 1918 г. к Деникину обратился глава управления иностранных дел Всевеликого Войска Донского, будущий донской атаман А. П. Богаевский. Ссылаясь на указания атамана Краснова, Богаевский предлагал созвать в Екатеринодаре или Новочеркасске совещание представителей «тех частей России, которые своими силами добивались самостоятельного существования». Но позиция командующего Добровольческой армией к этому времени определилась уже достаточно четко. Через два дня (14 октября) состоялось заседание Особого Совещания, на котором была принята первоначальная внешнеполитическая программа. В ней, в частности, говорилось о «единстве представительства России на мирной конференции, с исключением из него делегатов большевистских и тех территориальных образований, которые в своих основных принципах расходятся с целями Добровольческой армии». Предполагалось «аннулирование политических и экономических договоров, заключенных с Германией», «очищение Германией и ее союзниками русской территории в пределах границ 1914 г., включая и Финляндию», а также и Польшу. Особое Совещание допускало «занятие на русской территории, оккупированной ныне германо-австро-турецкими войсками, главнейших железнодорожных или иных важных в стратегическом отношении пунктов русскими частями или же – временно – войсками держав Согласия до момента сформирования достаточно сильных русских отрядов (это стало также обоснованием появления на территории бывшей Империи иностранных воинских контингентов. – В.Ц.)». В отношении Германии и ее союзников планировалось «немедленно приступить к обмену военнопленными», а эти страны не должны были «препятствовать каким бы то ни было способом водворению в России единого прочного строя».

25 октября 1918 г. Деникин подтвердил невозможность «коллективного представительства, в котором приняли бы участие делегаты от частей и областей Российского Государства». Главком определил принцип организации будущего российского международного представительства через «установление на предстоящих совещаниях в Екатеринодаре перечня определенных лиц из числа дипломатов, генералов и финансистов-экономистов с именами настолько известными и в России, и за границей, чтобы им можно было бы вверить защиту интересов всей России на всемирном конгрессе». Деникин твердо полагал «остановиться на принципе персонального назначения в состав делегации определенных лиц, а не на принципе представительства от каждой области, вошедшей в объединение». В октябре 1918 г. о необходимости объединенного представительства российских интересов в послевоенном мире высказывался также В. В. Шульгин. Но прежде чем переходить к единому международному представительству, следовало определиться с «государственным статусом» возникших после распада Российской Империи новообразований. Отмечая важность определения общей позиции во внешней политике, Шульгин выделял необходимость взаимодействия в этом направлении различных антибольшевистских правительств. В записке, поданной на имя Деникина, он своеобразно разделял все «временные государственные образования, возникшие на территории Российской Державы», на две группы. К первой относились: «Северные республики (очевидно, имелось в виду ВПСО. – В.Ц.), уфимская директория», объединившая «Сибирское, Самарское, Оренбургское, уральское казачье правительство, Алаш-Орду… сибирских казаков, добровольческую армию, кубанское правительство», а также Терское казачье войско и Туркестанское (Закаспийское) правительство, «всемерно тяготеющие к Добрармии». Данную группу объединяло «непризнание Брестского договора», «союз с Державами Согласия», «стремление к восстановлению единства и независимости России». Государственные образования, «доказавшие свою преданность идее Единой России» и «опирающиеся на созданную ими реальную вооруженную силу», должны были «заключить между собой соглашение на предмет представительства от России на международном конгрессе». В перспективе предполагалось их объединение на общей политической платформе признания общероссийской власти (что в действительности и произошло в 1919 г.), а пока – общее представительство во внешней политике. Вторая группа, по мнению Шульгина, включала в себя Финляндию, Прибалтийские государства, Белоруссию, Украину, Бессарабию, Грузию и т. н. республику большевиков. Их объединяло признание Брестского мира, «фактический союз с немцами» и провозглашение себя «независимыми государствами». Их отношения с Добрармией не могли быть иными, как «враждебными». Однако в данных государственных образованиях следовало поддерживать и развивать «русофильские движения», опираясь на которые можно было провести замену бывших там режимов на союзные Белому делу.

Шульгин отмечал также наличие «переходной группы государственных образований», в которую включались Крымское краевое правительство и Всевеликое Войско Донское. Они стремились к взаимодействию с Добрармией, однако не могли в полной мере отказаться от принципов суверенитета. Основным способом достижения государственного единства Шульгин считал достижение единства военного и дипломатического. «Объединение всех этих военных сил технически будет легко выполнить, когда Добрармия или казаки Краснова соединятся с войсками генерала Болдырева (то есть с Восточным фронтом), пока же этого не случилось, такое объединение могло бы произойти также и телеграфным путем вокруг Европы или вокруг Азии. В зависимости от того или иного совокупного плана действий будут развиваться военные операции». Следует отметить, что «классификация», даваемая Шульгиным применительно к внешнеполитическим установкам, в целом отражает разнообразие политических режимов гражданской войны по принципу – «белогвардейские», «антибольшевистские», «советские».

В это же время на состоявшемся 15 октября 1918 г. в Екатеринодаре областном совещании кадетской партии при обсуждении тезисов о внешней политике с докладом выступил М.М. Винавер, повторивший, в общем, тезисы собственного доклада, прочитанного на московском съезде партии и на совещаниях ВНЦ в Москве еще в мае 1918 г. В определенной степени данные тезисы можно считать первоначальным обозначением внешнеполитического курса Белого движения. «Задачей международной политики России» считалось «признание Государственного Суверенитета России над всеми областями, входившими в ее состав до 25 октября 1917 г., когда захват власти большевиками лишил Россию фактической возможности осуществлять и отстаивать этот суверенитет, от которого законная власть России никогда не отказывалась». Изъятие из общего «государственного суверенитета» признавалось лишь за Польшей, в отношении которой были приняты соответствующие декларации еще Великим Князем Николаем Николаевичем (манифест Верховного Главнокомандующего в сентябре 1914 г.) и Временным правительством. Ни Финляндия, ни республики Прибалтики и Закавказья, ни, тем более, Украина или «государственные образования» на территории бывшей Империи не должны признаваться «независимыми».