Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Верховным Правителем были утверждены полномочия и персональный состав руководства РПС – Русской Политической Делегации (далее – РПД), т. и. «четверки» (в нее вошли бывший глава Временного правительства Г. Е. Львов, российский посол во Франции В. А. Маклаков, министр иностранных дел С. Д. Сазонов и приехавший в феврале 1919 г. в Париж глава ВПСО Н.В. Чайковский). Позднее в ее состав вошел Б. В. Савинков, получивший персональное утверждение из Омска. РПД стала своеобразным «исполнительным органом», «Директорией» при Совещании. В структуре РПС на постоянной основе работали три Комиссии – Дипломатическая (во главе с российским послом в САСШ Б. А. Бахметевым и его помощником бароном М. Ф. Шиллингом), Финансово-Экономическая (во главе со старейшим экономистом, агентом министерства финансов А. Г. Рафаловичем) и Военно-морская (во главе с бывшим командующим Румынским фронтом, генералом от инфантерии Д. Г. Щербачевым). Изучение разработанных ведущими российскими промышленниками и предпринимателями весьма интересных финансово-экономических проектов (в рамках работы Финансово-Экономической комиссии) не входит в задачу данной работы и вполне может стать темой отдельного исследования.

Программа РПС, озвученная 29 января 1919 г. в Париже, предусматривала «защиту прав и интересов России» «от имени и по приказанию Объединенного Правительства России» (полный текст см. приложение № 8). Таковым признавалось Российское правительство в Омске. Общеполитические тезисы отмечали, что в будущей России не будет создан «порядок… на таких основаниях, на которых держался старый режим». «Военный характер» власти оправдывался «задачами реорганизации русской армии и прекращения анархии». РПС декларировало основные «принципы будущей государственной жизни», которые предстоит утвердить Учредительному Собранию». «Народовластие» будет обеспечиваться «выборными учреждениями, которые гарантируют народу неотчуждаемость его суверенитета и ответственность перед ним органов власти». Заявлялись общепризнанные гражданские права и законодательные гарантии. В экономической сфере заявлялось о «скорейшем развитии всех производительных сил страны» и «разрешении аграрного вопроса… в интересах широких слоев населения» на основе «придания законного основания перемещениям собственности и введения принципов права в поземельную анархию». Новых форм требовало также разрешение «национального вопроса» и порядка самоуправления. От «централизации управления» («одного из характернейших пороков старого режима») следовало перейти к «децентрализации», при которой произойдет «передача местным органам забот о местных интересах». Это «не только укрепит власть, но и будет способствовать общественному воспитанию народа». Политико-правовой статус «нерусских народностей» должен «зависеть от степени культуры и от исторических традиций» отдельных народностей. Но нельзя забывать и о «согласовании прав и интересов отдельных национальностей с жизненными интересами Государства». Нужно будет «закончить работу», связанную с провозглашением в 1917 г. независимости Польши, с определением принципов суверенитета Финляндии, «автономией прибалтийских и других народностей». В то же время заявлялось, что «единство государства нельзя подвергать постоянной опасности». «Политический опыт дает достаточно способов реализации такого единства в формах федерации или автономии».

Заканчивалось заявление РПС в духе, соответствующем направлению работы конференции: «Величина и трудности этих задач (внутренней политики. – В.Ц .) требуют для своего успешного завершения прочного, длительного и всеобщего мира и дружеской помощи союзных держав». Россия подтверждала свои, принятые по отношению к другим странам, обязательства, но и требовала соблюдения таковых в отношении к собственным интересам: «Ставя своим идеалом воплощение основных принципов, которые впоследствии послужат основанием для разрешения международных разногласий, демократическая Россия сделает все возможное, чтобы осуществить идею мирного сотрудничества народов. Она заявляет, что ею, безусловно, будут выполнены все обязательства, вытекающие из договоров, точно так же как и из других актов, подписанных ею и заключенных во имя ее интересов. С другой стороны, наравне с прочими державами, она настаивает на возмещении убытков, понесенных ею во время войны… Россия считает долгом заявить, что она не может более отказываться ни от своего государственного единства, ни от того, что в течение веков принадлежало ее народу».

В другой своей Декларации (от 15 апреля 1919 г.) РПС заявляло о «целях национального движения в России, представляемого объединенными правительствами» (хотя окончательное военно-политическое объединение вокруг Омска пока еще не произошло. – В.Ц.). В нем снова говорилось о том, что «Национальному движению чужда какая бы то ни было мысль возврата к прошлому». «Объединенные (властью Верховного Правителя. – В.Ц .) правительства категорически протестуют против подозрения в намерении восстановить старый режим и отнять землю у крестьян. Единственной целью национального движения является восстановление национального единства и возрождение России на прочных основах демократической организации. Русский народ сам решит свою судьбу через посредство Учредительного Собрания, избранного свободно и при нормальных условиях». Подтверждались идеи «народного суверенитета»: «Объединенные правительства считают своим долгом бороться за национальное единство и за суверенитет народа против тех, которые эти принципы топчут ногами». «Вынужденные к гражданской войне большевиками, которые прибегли к оружию, чтобы навязать свою власть, правительства ни в коем случае, ни на один час, не затянут борьбы, как только их задача будет выполнена». Подчеркивались важность международного противостояния «большевизму» и значение «союзной помощи» Белому движению: «Если русский народ ищет помощи Союзников для борьбы с большевизмом, то только потому, что эта помощь даст им возможность скорее положить конец гражданской войне. Союзники сами признали, что умиротворение России – необходимое условие всеобщего мира. Умиротворение же это будет возможно только тогда, когда большевизм будет поражен в самое сердце, в Петрограде и Москве».

При обсуждении вопросов о послевоенном устройстве Европы русская делегация категорически стояла на своей позиции «непредрешения», считая, что вопросы государственного суверенитета всех новообразований, возникших после распада Российской Империи, следует признать, при крайней необходимости, исключительно «де-факто». «Никакой вопрос об отделении от России какой-либо ее части, а также об установлении форм будущих отношений России к отдельным народностям, принадлежавшим прежде к составу Российского Государства, не может быть разрешен окончательно без постановления о сем будущего Всероссийского Учредительного Собрания», – заявлялось в декларации РПС. Только после его созыва следует определиться как с их границами (считалось, что это особенно важно для независимых Польши и Финляндии), так и с размерами выплат долга российской казне за оставляемую на их территории инфраструктуру, с сохранением у России права защиты своих соотечественников, православных приходов и монастырей и других, важных для всех договаривающихся сторон, вопросов. РПС и РПД выступили с категорическим осуждением ввода румынских войск на территорию Бессарабии, причем редкое единодушие было достигнуто здесь между представителями всех политических групп Русского Зарубежья (от монархистов до республиканцев). В области политики по отношению к статусу территорий «совместного использования» подтверждалась недопустимость пересмотра Китаем Кяхтинских соглашений 1915 г. относительно статуса Внешней Монголии (ее нейтралитета), а также о безусловном соблюдении общих российско-норвежских прав на архипелаг Шпицберген. Актуальность подобных заявлений была очевидна. Например, Нератов в телеграмме Сазонову от 29 января 1919 г. отмечал, что командование британских экспедиционных сил в Закавказье, в лице генерала Уокера, ставило своей задачей «водворение порядка в различных областях России при помощи местных элементов, даже враждебных идее Единой России, – не задаваясь вопросом о конечных результатах такой политики». Подобное поощрение «самостийности», хотя бы и оправдываемое «борьбой с большевизмом», шло вразрез с общей тенденцией политического курса Белого движения, ориентированного на объединение всех военных сил и политических ресурсов (3).