Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Что касается московской «политической платформы», то, если в 1918 г. московские политики инициативно разрабатывали принципы государственной власти для белого Юга и Сибири, в 1919 г. они, как правило, уже признавали сложившиеся в этих регионах формы управления. В апреле 1919 г. состоялось новое «соглашение» между ВНЦ, СВР и СОД на следующих принципиальных основаниях: «Власть, способная свергнуть в России большевизм, водворить правовой порядок, объединить Россию, должна быть признана всеми»; «возрождение России возможно только на основаниях широкой частной инициативы и восстановления права частной собственности»; «власть довершает свои действия созывом Национального Собрания, собранного на демократических основаниях для определения взаимоотношений частей России и ее государственного устройства». В отличие от соглашения 1918 г., московские «деятели» теперь признавали приоритетным принцип единоличной власти и считали, что «до Национального Собрания другой власти не требуется, кроме Колчака». Объединение основывалось на признании «диктатуры до созыва Национального Собрания» и «умолчании о сроке и условиях созыва этого последнего», «единоличная, военная, диктаториального характера власть как необходимая переходная форма власти, могущая восстановить в стране элементарные условия порядка и немедленно приступить к разрешению ряда неотложных вопросов общегосударственного характера, социального мира». Тем не менее в своих письмах Астрову (от 25 ноября и 3 декабря 1918 г.) Щепкин отмечал: «У нас настроение иное, чем на Юге. Мало кого привлекает призрак монархии… Север и Москва ярко демократичны… Большевики здесь ненавистны, но замена их режимом недемократическим не приемлется», «если крестьянство увидит прочную силу, а не налеты казаков, то само уничтожит совдепию… не теряйте времени, но это не значит, что вы должны спеха ради отдать Россию в кабалу правящей кучке или союзникам» (9).

«Правые круги» (связанные с Марковым 2-м), ссылаясь на акт Великого Князя Михаила Александровича, относились к Национальному Собранию как «к простому регистратору очередного претендента из бывшей династии», подчеркивая, однако, что игнорировать «интересы Центральной России» нельзя и населению необходимы демократические реформы, прежде всего, земельная.

Сообщения об очередном московском соглашении СВР, ВНЦ и СОДа появлялись даже в прессе, вопреки правилам конспирации. Приехавший на Юг России член СВР социал-демократ Алексинский заявил, что «сплотились все группы, от октябристов – до социалистов включительно. Лозунгом объединения, по словам Алексинского, стала «поддержка адмирала Колчака, с которым антибольшевистские организации, в пределах самой Совдепии, имеют регулярную связь через курьеров… Существует лишь одна точка зрения: кто не с Колчаком, тот за Ленина, и иная постановка вопроса считается недопустимой…» Характеризуя московское подполье, Алексинский замечал: «Несмотря на то, что сыск поставлен у большевиков не хуже, чем при старом режиме, загнанные в подполье политические организации развивают широкую деятельность и в тайных типографиях печатают свои прокламации, подвергающие беспощадной критике большевиков» (10).

Во время посещения Москвы Хартулари и Азаревичем на квартире С.М. Леонтьева обсуждался, в частности, вопрос об отношении к политическому курсу Российского правительства. СОД, в целом поддержав его (особенно тезис о необходимости «военной диктатуры до Национального Собрания»), отметил нецелесообразность восстановления в неизменном виде законодательства Временного правительства о местном самоуправлении. Продолжалась разработка экономических программ, в их составлении участвовали известные ученые – аграрники, члены Совета Н. Д. Кондратьев и С. Л. Маслов. Последние заседания СОДа прошли в мае и июне 1919 г. На них обсуждались вопросы об отношении к предполагаемому «вооруженному выступлению в Москве». Леонтьев, обратившись к СОДу, поручил «обдумать вопрос о первых шагах новой власти в Москве в случае падения советской власти», и соответствующая записка была составлена как характеристика «отношения к обществам, собраниям, профсоюзам, домовым комитетам». Но применительно к общей оценке перспектив «вооруженного выступления», СОД «единогласно признал в принципе несвоевременность этого выступления, даже если оно в самой Москве имело бы успех, ввиду отдаленности Колчака и Деникина и совершенной неизвестности о том, входило ли бы такое действие в их план и намерения» (11).

С точки зрения Щепкина, крайне вредным для Белого движения было отсутствие взаимодействия между фронтами: «Действия извне против большевиков разрозненны: один фронт выступает, потом отходит, за ним – второй и т. д. Эти толчки вредны. После каждого – внутри страны взрывы террора и жертвы, а в занимаемых местах – массовые расстрелы и разочарование населения. Предпочтительнее общий удар сразу. Хотя «Центр» изнемогает и вымирает, но готов молча терпеть, если будет знать, что вместо толчков будет накоплена сила и месяца через два последует один общий удар и освобождение… сообщите, есть ли уверенность в спасении «Центра» до наступления холодов… Если нет – так и скажите: Москва разбежится» (12).

Связи с военными организациями у Национального Центра начались не ранее середины лета 1918 г., то есть времени, когда большая часть военных уже участвовала или в организации генерала Довгерта, или в «Союзе» Савинкова. После ликвидации обоих центров оставшиеся военные кадры, если они еще оставались в Москве, стали сотрудничать с ВНЦ. Здесь уже в полной мере соблюдались правила конспирации. Контакты с иностранными дипломатическими представителями вел Шипов, а контакты с военными осуществляли Щепкин и Леонтьев. По оценке Челищева, «ограниченный и замкнутый круг лиц», вовлеченных в данную работу, предотвращал возможность серьезных, массовых провалов (13).

С марта 1919 г., очевидно, не без влияния Хартулари, начался набор личного состава для организации т. н. Добровольческой армии Московского района, а члены московского военного подполья стали числиться состоящими на службе во ВСЮР. Ориентировочно, в марте 1919 г. генерал-квартирмейстерской частью Ставки Главкома ВСЮР был разработан общий секретный план организации вооруженных отрядов, действующих в советском тылу. Концентрируясь в крупных городах (Москва, Киев, Одесса), данные организации должны были не только заниматься разведывательной работой, но и готовить мобильные группы для захвата стратегически важных городских пунктов (телеграфа, телефона, электростанции, вокзалов). Затем эти группы должны были стать основой для будущих боевых подразделений (условно – «дивизий»), входящих в состав ВСЮР. Главная задача офицерских отрядов и групп – «нанести удар изнутри», парализовать сопротивление советских войск при обороне крупных городов. Но данные действия должны были строго согласовываться с командованием ВСЮР и никоим образом не должны были носить самостоятельного характера. В Москве предполагалось формирование двух дивизий из нескольких ударных групп (от 150 до 200 человек). Показательна роль Хартулари как координатора взаимодействия московского подполья и штаба ВСЮР. Будучи профессиональным юристом, выпускником Военно-юридической академии, он служил в прокуратуре Московского военного округа. Это обеспечивало ему как контакты с московскими юристами и общественными деятелями (он был лично знаком с Леонтьевым), активными участниками подпольной работы, так и с военно-политическим руководством белого Юга. При организации контактов с военными московское подполье полагало, что «офицеров у большевиков много, но состояние их ужасное и морально они разбиты, особенно сам Стогов, Начальник Всероссийского штаба. Офицеры являются только техническими руководителями». В 1919 г. центрами, где работали члены военной организации ВНЦ, стали Главная инспекция артиллерии и штаб Южного фронта. По оценке члена РВС РСФСР С. Гусева, «чрезвычайно осведомленный информатор… имел возможность получать (вероятно, по своему служебному положению или личным связям) ценные сведения общего характера (оперативные планы, характеристики спецов)». Таким информатором был Щепкин, работавший в полном соответствии с указаниями штаба Главкома ВСЮР. Все контакты с Деникиным велись через него, и его арест подорвал не только финансирование подполья, но и нарушил связь Москвы с Югом и Сибирью (14).