Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Накануне Московский Совет общественных деятелей принял резолюцию, в которой отмечалось: «Драгоценные завоевания русской революции, давшие России свободу, равенство и надежды на широкие социальные реформы, подвергаются самой серьезной опасности. Глубокое расстройство охватило все части народного организма и грозит гибелью родине… во всей стране нет власти, ибо органы ее на местах исчезли в первые дни революции, а заменившие их временные самочинные организации (прямое указание на структуры Советов, которые в политическом «лексиконе» контрреволюции обозначались этим термином. – В.Ц .), на долю которых выпало сохранение порядка, не обеспечивают населению самых основных условий охраны личной и имущественной безопасности. В стране нет суда и закона, ибо то и другое заменено усмотрением тех же организаций… Правительство, сознающее свой долг перед страной, должно признать, что оно вело страну по ложному пути, который должен быть немедленно покинут во имя спасения родины и свободы… Только такое Правительство, которое не признает этих всенародных задач партийными, может остановить страну на краю гибели и твердою рукою вывести ее на путь спасения. Таким беспартийным Правительством может быть лишь то, которое решительно порвет со всеми следами зависимости от каких бы то ни было комитетов, советов и других подобных организаций».

Об укреплении «порядка и дисциплины» в армии, уважении к офицерству и «вреде комитетов» говорил генерал Алексеев. Об ответственной, независимой от влияния Советов и политических партий деятельности правительства говорил Маклаков. Перефразируя Керенского, говорившего, что «нет родины без свободы», он призывал «ставить Родину выше свободы». Гучков вспоминал об апрельском кризисе и нерешительности правительства в борьбе с «анархией»: «наша теперешняя власть больна тем, что ее нет», «так называемая революционная демократия исключила из своего состава многие и многие элементы нашей, в сущности, демократической страны». Заметный резонанс вызвало выступление донского атамана генерала Каледина. От имени всех казачьих войск он призвал к полному устранению политики из армии, объединению фронта и тыла на основе военных порядков, восстановлению власти командиров, ликвидации армейских советов и комитетов (18).

Таким образом, накануне выступления генерала Корнилова наметилось формирование военно-политической организации, действующей, однако, в рамках легальности. В процессе государственного устройства не исключалась возможность использования аппарата Временного правительства после его «очередной» реорганизации. Технически это было несложно, так как к августу Временное правительство сменило уже третий состав. В политическом плане это означало отказ от «углубления революции» и, по сути, полный разрыв с советами рабочих и солдатских депутатов.

Сам Корнилов изначально не стремился к единоличной власти, допуская вариант Директории, построенной на основе разделения военной и гражданской ветвей власти. Летом 1917 г. цель будущего вероятного диктатора заключалась в достижении социально-политического компромисса с Временным правительством. Позднее эта «средняя линия» станет доминантой в политической программе Белого движения, что отразится и в лозунге «непредрешения». Но если в условиях гражданской войны эта линия была оправданна из-за отсутствия общероссийской легитимной власти, то в 1917 г. «средняя линия» вела к расколу между правительством и армией.

Сущность «корниловской программы» периода июля – августа сводилась к трем основным положениям, связанным исключительно с условиями ведения войны: применение смертной казни в тыловых частях, милитаризация транспорта и заводов, выполняющих военные заказы, четкое определение полномочий комитетов и комиссаров и сужение их прав при расширении дисциплинарной власти офицерства. Корнилов не был безоговорочным сторонником военной диктатуры, но в условиях войны и распада армии он считал необходимым сосредоточить у себя как Верховного Главнокомандующего максимально возможный объем полномочий. Еще при вступлении в должность Главковерха Корнилов заявил, что он несет «ответственность перед собственной совестью и всем народом», утверждая этим свою независимость от «безответственных политических течений».

В наиболее развернутой форме первая «программа» была изложена в докладной записке от 10 августа, для обсуждения которой Корнилов специально приезжал в Петроград на заседание правительства. В ней весьма умеренно проводилось обоснование необходимости укрепления военной дисциплины с правом обжалования солдатами «несправедливых» взысканий в суде, восстановления авторитета офицеров, контроля над комитетами и комиссарами, созидательное начало в их работе отделялось от негативных, разрушающих факторов. «… В настоящее время без комиссаров обойтись в армии нельзя», «не может быть и речи об уничтожении комитетов». Но комиссарами должны быть «честные и желающие работать демократы», они «должны являться полномочными представителями Временного правительства, а не каких-либо общественных, политических и профессиональных организаций». А комитеты «смогут при правильном направлении их деятельности послужить могучим средством для внедрения в воинские массы дисциплины и гражданского сознания». Следовало только законодательно определить и утвердить их полномочия. Важными для фронта признавались вопросы санитарного обеспечения, продовольственного снабжения и даже культурно-просветительные мероприятия в виде открытия «школ грамотности», «запрещения карточной игры и распития спиртных напитков». Заключительная часть записки посвящалась милитаризации промышленности и транспорта. Лейтмотивом записки Корнилова было утверждение важности властных, оперативных решений: «указанные мероприятия должны быть проведены в жизнь немедленно с железной решимостью и последовательностью» (19).

На Государственном Совещании доклад Корнилова выглядел довольно умеренным, не производил впечатления политической декларации, хотя был насыщен фактами убийств офицеров, мародерства и дезертирства, страшной правдой деморализации фронта. В целом суть доклада совпадала с вышеупомянутой докладной запиской: правительство должно взять на себя «решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер» по «оздоровлению фронта и тыла» «во имя победы» (20).

Еще до выступления 3-го конного корпуса на Петроград в Ставке Главковерха обсуждались возможные варианты переустройства власти, выработанные при непосредственном участии Савинкова и Филоненко. Речь шла не только об изменении состава правительства с целью «усиления» премьера. Проект единоличной диктатуры Верховного Главнокомандующего (им мог быть и Корнилов, и Керенский) был отвергнут по причине «недемократичности». Проект Директории («малого военного кабинета») во главе с Керенским и в составе Корнилова, Савинкова и Филоненко считался наиболее подходящим в сложившейся обстановке, поскольку сочетал в себе возможности оперативного руководства и, как казалось, пользовался «общественной популярностью» (21).