Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Основные положения «Конституции» нашли отражение в последующих политических программах южнорусского Белого движения, но в 1918–1920 гг. они были скорректированы под влиянием условий, в которых оказалась Добровольческая армия, освободившая обширные районы Юга России (3).

Создавая систему управления на белом Юге, помимо политических программ, следовало озаботиться также обеспечением общественной поддержки. В конце 1917 г. большинство контрреволюционных общественных структур еще оставалось в столице. В Ростове и Новочеркасске в ноябре – декабре 1917 г. стали создаваться структуры Союза защиты Родины и свободы и Союза Возрождения России. Инициативу в создании обеих организаций проявлял прибывший в Ростов Савинков, заручившийся негласной поддержкой со стороны генерала Алексеева. Примечательно, что наименование «Союз защиты Родины и свободы» было предложено самим генералом в духе «революционного» времени (4). Алексеев поддерживал контакты с Москвой, Петроградом и Киевом. Связь с Москвой осуществлял Савинков, получивший от генерала полномочия для организации московского отделения Союза защиты. Именно оно стало весной – летом 1918 г. центральным звеном в Союзе, переняв его наименование и полномочия. Благодаря использованию «имени» Алексеева Савинкову удалось создать многочисленную военную организацию из офицеров (3–4 тысячи) во главе с полковником А. П. Перхуровым, также прибывшим с Дона. Московские кадеты и правые политики, несмотря на определенную «политическую антипатию» к бывшему «террористу», договорились о принятии Союзом защиты Савинкова политической программы Добровольческой армии.

Союз Возрождения России в большей степени был связан с именем Корнилова. Предполагалось, что данная организация будет ориентироваться на «демократические» принципы и не поддержит «неограниченную диктатуру». Для координации усилий в создании Союза Возрождения в Москву в феврале 1918 г. выехали работавшие с Савинковым в составе Политического Совета Добрармии ротмистр Н.К. Кузьмин-Караваев и бывший комиссар 7-й армии доктор Н.Г. Григорьев. Для московских «общественных деятелей» они везли копии «Конституции Корнилова» и проект устава Союза (5). В Петрограде генерал Алексеев поддерживал контакты с организацией генерал-лейтенанта А. В. Шварца и будущего начальника контрразведки Военного управления Особого Совещания действительного статского советника Орлова. В Киев, получив полномочия от Алексеева и Корнилова, отправился Вендзягольский.

Но для Алексеева было очевидно, что эпизодические, персональные контакты явно недостаточны для того, чтобы обеспечить «всероссийское сопротивление захватчикам власти – большевикам». Опыт создания Союза защиты Родины и свободы был использован при создании новых подпольных военно-политических формирований – т. и. «Центров Добровольческой армии». Через них генерал надеялся преодолеть один из существенных недостатков подрывной антисоветской работы – отсутствие должной централизации и координации действий. Проект создания Центров предусматривал образование областных центров, а также связанных с ними губернских и уездных структур. Первоначально они были полностью автономны в своей деятельности. И хотя формально зависели по службе от Алексеева и его Политической Канцелярии во главе с полковником Я. М. Лисовым (с 3 июня 1918 г. – военно-политический отдел Добровольческой армии), но получали от них лишь общие указания по работе и незначительные финансовые поступления (6).

После распада «ростовского фронта», гибели Каледина и выхода Добровольческой армии в 1-й Кубанский («Ледяной») поход принципиально ничто не препятствовало оформлению неограниченной военной диктатуры. Отсутствие тыла и собственной территории способствовало этому, однако и в этих условиях не было полного единоначалия. У генерала Корнилова продолжались конфликты с генералом Алексеевым, в частности из-за его покровительства Политическому отделу, вызывавшего недовольство Корнилова.

Важное значение в военно-политической истории Белого движения на Юге России имело подписанное 17 марта 1918 г. в ст. Ново-Дмитриевской соглашение между добровольческим командованием и представителями Кубанской власти, также ставшими «изгоями» после занятия большевиками Екатеринодара. Оно определяло «полное подчинение» Корнилову лишь кубанского правительственного отряда. При этом сохранялась самостоятельность войсковых структур и оговаривалась перспектива создания Кубанской армии (7). Данное соглашение в целом устраивало Корнилова. Оно не ограничивало его военной власти, а, напротив, давало ему возможность командовать объединенными силами казаков и добровольцев. Автономия атамана, Рады и правительства представлялась менее значимой и политически оправданной. Однако позднее, в 1919 г., это соглашение станет одним из предметов политического спора о приоритетах центральной и местной власти в государственной системе южнорусского Белого движения.

После гибели генерала Корнилова 31 марта 1918 г. (здесь и далее даты, относящиеся к событиям на белом Юге России, даются по юлианскому календарю, утвержденному здесь, а в остальных регионах – по григорианскому календарю, утвержденному Российским правительством в Омске) и неудачного завершения «Ледяного» похода добровольческое командование стало по-иному смотреть на перспективы политического устройства. Не было известных политиков (часть из них после падения Ростова переехала в Киев, часть – в Крым и на Кавказ). Окружение Корнилова (Савинков, Новосильцев, А. Суворин, Завойко, матрос Баткин, полковник В. В. Голицын) утратило свое прежнее влияние. Не было «государственной территории», но было стремление к централизации управления, оправданное малочисленностью армии. Все это способствовало утверждению военного единоначалия.

Начался т. н. «военно-походный», или «деникинско-алексеевский», период в истории южнорусского Белого движения. Отношения между Деникиным и Алексеевым были лишены напряженности, характерной для отношений Алексеева и Корнилова. Формальное назначение Деникина на должность командующего Добрармией также произошло за подписью Алексеева (как и назначение Корнилова). Разделение полномочий между Верховным Руководителем Добровольческой армии и Командующим Добровольческой армией определялось довольно просто: «первый ведал финансами и политической частью, а второй был неограниченный командующий Армией». Но и здесь «разделение функций не очень строго соблюдалось, и часто случалось, что один из руководителей внедрялся в сферу другого, но при взаимном уважении и доверии эти шероховатости быстро сглаживались». Обстановка беспрерывных боев, постоянных переходов по кубанским и ставропольским степям не позволяла обратиться к стабильной законотворческой работе. По оценке одного из участников южнорусского Белого движения Я. Александрова, «в этот период управление самой Армии только еще зарождалось. Все административные распоряжения по всем вопросам обычно передавались записками или телеграммами Дежурного генерала. Не было ни отделов, ни министерств, ни прочей сложной машины…».