Мария Чепурина - Гракх Бабёф и заговор «равных»

Настроения в двенадцатом округе, судя по отчетам Моруа, напрямую зависели от положения дел в полицейском легионе: пока легионеры бунтовали и формировали общественное мнение, настрой был лучше некуда. Вслед за нетерпением, когда вспышки в середине флореаля не случилось, пришло разочарование. В последнем отчете Моруа жаловался на то, что оказался в крайне неприятном положении: его считают предателем; патриоты, многие из которых пригласили из пригородов близких (видимо, участвовать в восстании), и попросту бегают от него {441} 441 Ibid. P. 244–283. .

Писал Моруа, как и Казен, со множеством ошибок. Политическая грамота тоже давалась ему нелегко. Казен с удовольствием отмечал, что народ говорит о Конституции 1793 г. и скучает по Робеспьеру, но, похоже, имел некое смутное представление о том, что настоящей целью заговорщиков является коммунизм. В одном из его отчетов есть пассаж на эту тему, правда, довольно невнятный:

«Я ежедневно стараюсь дать почувствовать своим малообразованным собратьям, что демократия — это общее счастье, реальное равенство, и не химерическое и иллюзорное, внушить им, что слово собственность состоит не в том, чтобы обладать домом или землей, а в каком-то ремесле, что жить в обществе — это не то, как если чудище из правительства провозгласит аграрный закон, от которого ему самому смешно; одни лишь бумаги, которые я получаю от вас, служат мне компасом, которым я руководствуюсь» {442} 442 Copie des pièces saisies dans le local que Babœuf occupoit lors de son arrestation. VOL. 1. Р. 271. .

Это маловразумительное высказывание, толком не позволяющее сделать вывод о том, был ли Казен действительно коммунистом или нет, — единственное или практические единственное сообщение на тему проекта «совершенного равенства», встречающееся на страницах агентских отчетов. Если прочитать эти отчеты сами по себе, не зная о том, что они относятся к заговору коммуниста Бабёфа, создастся полное впечатление, что инсургенты готовят реставрацию режима II года. Слова о Конституции 1793 г., Якобинском клубе и трагедии 9 термидора встречаются постоянно, но свидетельства понимания, принятия, пропаганды именно коммунистических идей найти не так-то просто. Причем это касается и «случайных», и «неслучайных» агентов: и тех, кто общался с Бабёфом давно, и тех, кто получил анонимный пакет с инструкциями уже в жерминале; и грамотных, и неграмотных.

Как мы видим, состав агентов был очень разнородным не только в смысле их образованности, но и в том, что касается близости к центру: одни были активными творцами заговора, другие — мало что понимающими исполнителями. Правила конспирации, по-видимому, тоже не были одинаковым для всех.

За день до ареста бабувистов, 9 мая (20 флореаля), состоялось собрание окружных и военных агентов вместе с членами Военного комитета. Явились туда, если верить Гризелю, далеко не все. Те агенты, что пришли, — Парис, Казен, Бодсон — изложили свои соображения относительно тактики будущего захвата власти и доложили о всеобщем нетерпении и готовности масс к выступлению. Однако Военный комитет счел, что выступать еще рано, и запросил у агентов более точные сведения, чем доставленные ими {443} 443 Буонарроти Ф. Заговор во имя равенства. T. 1. С. 272–274. . Но, как мы знаем, сведения эти уже не понадобились…

И все же работу агентов нельзя назвать неудачной или некачественной. Хотя их отчеты и пестрят порой нелепыми сплетнями, кажущимися важными сообщениями, из них явствует, что агенты добыли массу сведений военного и стратегического характера и провели огромную агитационную работу Могло ли в таком случае их предприятие увенчаться успехом? Могло ли оно пойти по намеченному плану хотя бы на первых порах? Беглое знакомство с отчетами наводит на мысли о положительном ответе на этот вопрос: едва ли не с каждой страницы опубликованных правительством документов звучат слова о всеобщем недовольстве текущем положением и теплом приеме бабувистских афиш. Но не выдавали ли агенты желаемое за действительное? Людям свойственно судить об общественных настроениях по настроениям своего окружения, а окружение агентов, естественно, разделяло их взгляды. Кроме того, представляется, что бабувисты просто поймали удачный момент — их движение совпало с восстанием в полицейском легионе, члены которого мутили воду не хуже специально проинструктированных агентов. Когда восстание сошло на нет, улетучился и радостный тон агентских докладов.

Чем же был заговор с точки зрения этих парижских полицейских, втянутых в первую в мире попытку коммунистической революции совершенно случайно?

Полицейский легион занимал особое место среди объектов антиправительственной пропаганды бабувистов. Созданный в июне 1795 г. для поддержания порядка в Париже, он состоял из нескольких батальонов пехоты и кавалерийской части. В свое время легион сыграл значительную роль в подавлении восстания 13 вандемьера. Социальный состав полицейских оказался таким, что они хорошо поддавались влиянию бабувистской и иной радикальной агитации. По-видимому, еще одним фактором возникновения недовольства стало плохое обращение командиров: в бумагах Бабёфа сохранился рассказ полицейского Лабе (Labe), жалующегося на это {444} 444 Copie des pièces saisies dans le local que Babœuf occupoit lors de son arrestation. VOL. 1. P. 135–136. .

Понимая опасность возникшего в легионе брожения, Директория 23 апреля 1796 г. (4 флореаля), приняла решение отправить полицейских в армию. Те отказались подчиниться; три батальона восстали. На 28 апреля (9 флореаля) пришелся пик волнений в легионе, и бабувисты надеялись использовать их как искру, чтобы разжечь пламя своего переворота. Но через день правительство объявило о роспуске легиона, и полицейские подчинились этому приказу {445} 445 Далин В. М. Комментарии к сочинениям Бабёфа / Бабёф Г. Сочинения. Т. 4. С. 590. .

Мы уже видели по отчетам агентов в округах, что бунт легиона вселил в них большие надежды и оптимизм. Но можно ли действительно говорить о полицейских как о союзниках «равных» — или их объединял только общий враг? Что сами они думали о доктрине Бабёфа и его «партии»?

Интереснейшим источником, позволяющим пролить свет на эти вопросы, является признание 22-летнего солдата 2-го батальона полицейского легиона Ж. Н. Барбье (Barbier) {446} 446 Rose R. B. Gracchus Babeuf: The First Revolutionary Communist. P. 257. , записанное под его диктовку на бланке министерства полиции 13 мая (24 флореаля), то есть уже после раскрытия заговора {447} 447 РГАСПИ. Ф. 223. Оп. 4. Д. 161. Л. 20–25. . Сидя ранее в версальской тюрьме, Барбье познакомился с полицейским драгуном Л. Ж. П. Блондо (на суде в Вандоме он будет приговорен к ссылке), который пообещал, что, если они с Барбье выйдут на свободу вместе, тот введет его в некое общество. Но Барбье вышел первым, поэтому Блондо дал ему письмо, которое надо было отнести на улицу Шарлеруа к гражданину А. Фике. Это был брат уже упоминавшегося архитектора К. Фике, бабувистского агента в 6-м округе. Вместе с Барбье туда пошли и другие легионеры — Беллье (Bellier) и Пти (Petit), которые вскоре, как и он, оказались вовлечены в круг бабувистов. Барбье ничего не сообщает ни об их, ни о своих личных политических взглядах. Умалчивает он и о том, на какой почве сблизился с Блондо. Намеренно или нет, но полицейский строит свой рассказ таким образом, будто оказался в среде заговорщиков по чистой случайности — всего лишь выполняя просьбу знакомого. Действительно ли это было так, и это бабувистам удалось распропагандировать идейно неопределившихся Барбье, Беллье и Пти? Скорее всего, нет. Судя по тому, что знакомство произошло в тюрьме, три товарища вряд ли являлись законопослушными приверженцами Директории. Но за что их арестовали и какими именно были их политические воззрения до знакомства с Блондо, имеющиеся у нас документы умалчивают.